Ноэль тяжко вздохнула про себя, но выдавила улыбку.
– Я вами не интересуюсь, ваше высочество, так что отнеситесь ко мне любезнее. Я спрашиваю только потому… – Она не успела придумать, что говорить. Так как большую часть жизни она провела с Сафи – в постоянной честности, – Ноэль не научилась лгать. – Потому, – наконец закончила она, – что мне нужно знать, отправляться ли с вами в Лейну.
– Отправляться ли в Лейну? – Мерик явно расслабился. – Выбор у вас невелик.
– Если вы так думаете, то сильно недооцениваете нас с Сафи. Мы никогда не делаем того, чего не хотим. – Ноэль размяла заживающую руку, и категорично продолжила: – Сафи поедет с вами в Лейну, только если захочет этого. А если я буду против, то ручаюсь, что она тоже передумает.
В последнем утверждении Ноэль совершенно не была уверена. Когда-то она бы поставила на это собственную жизнь, но за последний день все изменилось.
На душе у Ноэль стало скверно. Очень скверно.
Потому что все действительно изменилось.
Мерик облизнул губы. И его лицо, и Нити выражали неудовольствие – и одновременно покорность судьбе. Это означало, что он поверил Ноэль.
Он снова направил подзорную трубу на берег – судя по всему, считая разговор оконченным. Но Ноэль задала последний вопрос.
– Вы девственник?
Он тут же фыркнул, чуть не уронив трубу:
– Какое это имеет значение? И как это может повлиять на наше путешествие в Лейну?
– Значит, ответ – да.
– Нет!
– Ах вот как! – Ноэль еле заметно улыбнулась. Это было проще, чем она ожидала.
А еще это привело ее в бешенство. Почему Сафи девственница, а Мерик – нет?
Ноэль не волновало, что нубревенская культура славилась своей чувственностью. Ей было все равно, что их бог, говорят, обладает такой мужской силой, что женщина может забеременеть, просто посмотрев на его статую. С точки зрения Ноэль, в любом случае было неправильно, что Мерик лишился невинности с женщиной, которая не была связана с ним Нитью сердца или хотя бы была его невестой.
Стиснув зубы, Ноэль вдруг ясно поняла, как чувствовала себя Сафи каждый раз, когда кто-нибудь называл ее грязной матци или угрожающе на нее смотрел.
Ноэль почувствовала себя… защитницей. Даже сжала кулаки.
Но щеки Мерика побагровели, а его Нити окрасились гневом, так что она промолчала.
Ну, почти.
Когда он повернулся на каблуках, намереваясь уйти, Ноэль преградила ему путь.
– Я вам не нравлюсь, – произнесла она холодным и ядовитым тоном. – Это и не нужно, ваше высочество. Но помните: если вы когда-нибудь причините Сафии фон Хасстрель вред – если тронете хоть волосок на ее голове или заставите плакать, я порежу вас на кусочки и скормлю крысам.