Сильные характеры рождают сильные столкновения.
Верди обращается к сильным характерам. Симон Бокканегра, современник Кола ди Риенци и Франческо Петрарки, в разгар междоусобных распрей и братоубийственных столкновений бурной эпохи Возрождения стал первым избранным народом пожизненным дожем Генуи, правителем, выдающимся по воле и уму, с кем Генуэзская республика узнала процветание. Верди был увлечён личностью Бокканегры, видел в нём свой идеал политика, осуществление мечты о справедливости, стремлении Италии к единению. "У Адрии и Лигурии одно Отечество", — примиряет Бокканегра толпу, готовую к восстанию, к бунту, к новым потрясениям. Порывистость мелодий в соединении с суровой меланхолией отданы партии дожа. Эффект романтизма усиливает либретто по одноимённой драме испанца Антонио Гутьереса. Симон Бокканегра теперь — отважный корсар, оказал Генуе спасительную помощь в борьбе с африканскими пиратами, за что и был избран народом на власть. Личная вражда, борьба интересов, нагромождение исторических ситуаций опутывают героев сетью недомолвок, коварств, подозрений и взаимной ненависти. Таинственна и душа Бокканегры. Страдающая. Глубоко чувствующая.
"Симон Бокканегра" — история сквозь сито искусства.
Премьера состоялась в 1857 году, в театре Ла Фениче. Публика отметила простоту и изящество стиля, новизну мелодий, приняла новинку именитого композитора, автора "Трубадура", "Риголетто" и "Травиаты", с мартовским холодком вод венецианской лагуны, чему виной, по мнению критиков, излишняя мрачность картин, а по мнению публики, — не самый удачный состав исполнителей. Впрочем, говоря об Италии, трудно проследить грань между публикой и критикой. Участниками хора гастролирующих по городкам небольших трупп оказывались жители тех же самых городков, ценители каватин, кабалетт и прочих бонбоньерок Средиземноморья. При малейшей сомнительной ноте публика свистела, шумела, мгновенье спустя, в случае удачного завершения арии, щедро награждала солиста аплодисментами; на время речитативов просто покидала зал. В последнее десятилетие своего творчества Верди вновь обращается к партитуре "Симона Бокканегры". Укрепляет оркестр, усиливает связь между картинами, изымает балет африканских пиратов как дань французской большой опере, пишет одну из лучших сцен — заседание парламента в зале Дворца дожей. Премьера в новой редакции состоялась в Ла Скала, был 1881 год. "Слишком грустная, слишком безнадежная" — по слову Верди — опера имела успех.
Сравнений не избежать. Потому хотя бы, что память есть нечто большее, чем ностальгический ландшафт. Уже в первый день гастролей Большой театр напомнил мне гудящий улей. Буфеты, гримуборные, кулуары были полны звучаний, да так, что сомнения не возникало: итальянцы и вправду разговаривают меж собой пением. Тогда как стены театра, тяжёлые драпировки лож хранят грому подобные овации после "Реквиема", за дирижёрским пультом воинствующий Герберт фон Караян; штурм галёрки на "Лючию ди Ламмермур" с Карло Бергонци и Ренатой Скотто… Я же лелею в памяти рассказ Наталии Бессмертновой, дивы русского балета, как она, в попытке разглядеть, откуда доносится нечеловеческой красоты ангельский голос (Ла Скала давал "Норму" с Монсеррат Кабалье), едва не упорхнула через барьер ложи бельэтажа. Да. Можно бесконечно смотреть на огонь, воду и — слушать итальянскую оперу. Соцветие гармоний в сверканьях из фиоритур с терпким запахом лаванды и розмарина, привкусом эспрессо со свежевыпеченными корнетто и той легковесностью пьянящей, с которой император Аврелиан раздвинул границы Рима на Восток.