Мы останавливаемся, чтобы купить каштаны у пожилого мужчины, обжаривающего их на огромной круглой сковороде. Его лицо разрумянилось от огня, а руки почернели от сажи. Он наполняет бумажный кулечек горячими, с сладковатым запахом орехов, каштанами. Зейн протягивает ему два евро, и мы направляемся к каменной скамье.
— Ты напоминаешь мне мою бабушку, — говорю я ему, снимая кожицу с каштана и отправляя его в рот.
— Вау! Не входи в раж с комплиментами, хорошо? — говорит он.
Я ухмыляюсь.
— Не буду, я имела в виду, как ты ешь. Наслаждаясь вкусом всего по отдельности. Ну, ты не заглушаешь сам вкус кетчупом или соусом барбекю. Моя бабушка предпочитала раздельное питание и ела из пластикового подноса, который используют в самолетах, наслаждаясь каждым вкусом в отдельности.
— Это больше походит на больного с навязчивой идеей фикс, — говорит он.
Я толкаю его плечом.
— У нее ничего такого не было, она была ценителем еды.
Он смотрит на меня, и у него в глазах появляется внезапная нежность, у меня перехватывает горло.
— Единственную вещь, которую я ценю — это твоя сладкая киска.
Я целую его в губы.
— Ты делаешь меня настолько мокрой, но я сейчас ничего не могу здесь сделать с тобой, — шепчу я ему в губы.
Его улыбка озаряет лицо в ночи, становясь ослепительной и опасной.
— Итак, что мы сегодня выяснили?
— Ты любишь мою киску, и я мокрая?
— Мы выяснили разницу между «нравится» и искушать «до безумия», именно это ты и делаешь.
Я кокетливо с удивлением поглядываю на него.
— Докажи на практике.
— Ты не можешь подождать, пока я отвезу тебя домой и раздену?
— Здесь слишком многолюдно, да? — поддразниваю я его.
— Ты настолько сильно меня возбуждаешь, что сделала окончательно жестким, — бормочет он, чувствуя себя несколько неуютно.
Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, чтобы удержаться от смеха, но он видит смешинки у меня в глазах.
— Тебе будет не до смеха, юная леди, когда будешь восседать на моем члене, — рычит он, его глаза горят жаждой и похотью.
Я прижимаюсь к его разгоряченному огромному телу.
— Ох, Зейн. Я хотела бы, чтобы это было настолько не смешно, я боюсь потерять тебя.
Он резко со свистом выдыхает, в защитном жесте заключая меня в объятия.
— Поехали домой, — хрипло говорит он.
Мы возвращаемся к машине, которая «заперта» другой машиной, перегородившей нам выезд.
— Мне не верится, что кто-то способен такое сделать, — восклицаю я. — Что же нам теперь делать?
— В этом — все римляне, — говорит он, открывая водительскую дверцу и нажимая на гудок. Почти сразу из окна первого этажа появляется голова мужчины, который быстро начинает что-то говорить по-итальянски.