Я забыл их имена давным-давно. Но они все еще здесь, на кладбище моей души, ноющие своими расчлененными телами, проклинающие и ругающие меня, но я стараюсь их не слышать. Я освоил искусство делать вид… что кровь, капающая с моих волос — моя корона, моя жидкая корона. Но ее появление, как лопата врезается в землю, поднимает все похороненные и забытые воспоминания. Я опять начал слышать их голоса. Слишком тихие, но близкие...
— Александр, — зовет меня отец, возвышаясь в своем кресле, как на троне.
Я бросаю своих солдатиков, расставленных боевыми рядами на полу своей комнаты, и бегу, чтобы предстать перед ним.
— Да, папа.
Я восхищаюсь своим отцом. Он высокий, с сильными мясистыми плечами, как рулька ветчины. Он способен поднять маму одной рукой, словно она весит не больше бутылки водки. Не отрывая глаз от меня, он подносит свою большую волосатую руку к правому уху, прислушиваясь.
— Кажется, мои часы снова перестали ходить, — он опускает руку и задумчиво смотрит на меня. — М-да... мама печет пирог на кухне, но сегодня не мой день рождения, и я думаю к чему бы это? — Он приподнимает кустистые брови. — Случайно не твой?
— Да, папа, — взахлеб кричу я.
— Ну тогда, сколько же тебе сегодня исполнилось, сын? — спрашивает он.
— Семь. Мне сегодня исполнилось семь, — говорю я ему, выпрямляясь, и пытаясь вытянуться насколько могу вверх, чтобы стать выше.
Еле заметная улыбка, еле-еле заметная, появляется у него на губах. Его лицо настолько знакомое и родное, что я улыбаюсь в ответ. Не знаю почему, но в квартире вдруг становится совсем тихо. Даже шум маминой готовки на кухне затихает. Так тихо, что я слышу, как тикают папины часы. Тик-так, тик-так. Всплывают какие-то смутные и очень давние ужасные воспоминания. Мама вся в крови, и я прячусь под кроватью. Как я мог забыть об этом?
Испугавшись, я отступаю на шаг назад.
Папа ухмыляется, глядя на меня, счастливой улыбкой еще до всего произошедшего. Я был тогда маленьким мальчиком, и мы вместе, в его большом кресле, пили сладкий черный чай из одной кружки. Тогда мне показалось, что это всего лишь дурной сон.