Он рассмеялся.
— Я рад, что ты нравишься моей собаке. В противном случае я был бы убежден, что ты психопатка. Человек должен всегда доверять инстинктам своего питомца. Собаки лучше понимают характер человека, чем люди.
— Правда?
— Да, — он замолчал и запустил свою руку в волосы. — Почему твоя дочь продолжает называть меня Тик?
— Оу… Потому что, когда мы встретились в первый раз, я назвала тебя членом, и она спросила, что такое член, и, видя свой родительский провал, я сказала ей, что назвала тебя Тик, и объяснила ей, что Тик — это жук. (Примеч. Игра слов: dick (член) — tick (клещ — жук).
— Так она думает, что я паразит, который живет, питаясь кровью млекопитающих?
— Я думаю, вообще-то, это эктопаразиты, поскольку они живут как снаружи млекопитающих, так и внутри. И еще они живут на некоторых земноводных тоже.
Тристан захихикал.
— Что ж, от этого я чувствую себя немного лучше.
Я засмеялась.
— Так и должно быть.
— Ну, Эмма, если ты продолжишь называть меня Тик, то, думаю, что единственно правильным для меня будет называть тебя Ток! — Тристан улыбнулся.
— Как часы! — Эмма засияла, подпрыгивая вверх и вниз. — Тик и Ток! Тик и Ток!
— Я думаю, она одобряет это прозвище, — сказала я.
— Элизабет? — он повернулся ко мне с серьезным видом.
— Да?
— Я знаю, что мы не делаем то, что делали раньше, но мы можем быть друзьями? — спросил он неуверенно.
— Я думала, что ты не знаешь, как быть друзьями?
— Я не знаю, — он вздохнул, потирая шею. — Но я надеялся, что ты сможешь мне показать.
— Почему я?
— Ты веришь в хорошее, даже когда твое сердце разбито. А я не могу вспомнить, когда видел хоть что-то хорошее.
Это опечалило меня.
— Когда ты был счастлив в последний раз, Тристан?
Он не ответил.
Это опечалило меня еще больше.
— Конечно, мы можем быть друзьями, — сказала я.
Каждый заслуживал, по крайней мере, одного друга, которому мог бы доверить все свои секреты и страхи. Каждый заслуживал человека, который мог бы посмотреть в глаза и сказать: «С тебя достаточно. Ты идеален, со шрамами и всем остальным». Хотя я думала, что Тристан заслужил это больше, чем остальные. В его глазах отражалась такая печаль, такая боль, и все, что я хотела сделать, это обернуть свои руки вокруг него и дать ему знать, что с него достаточно.
Хотя я не хотела быть ему другом, потому что чувствовала себя испорченной для него. Нет. Я хотела его дружбу, потому что, в отличие от большинства, он увидел мое собственное прошлое под фальшивым счастьем, и он иногда смотрел на меня, как если бы говорил: «С тебя достаточно, Элизабет. Ты идеальна, со шрамами и всем остальным».