Каспер сказал, чтобы я шла отдыхать, но у меня были другие планы.
Проведя утро в анализе наших замечаний, и поговорив, с кем только могли, у нас остался еще час до начала встречи с Бэйлем Ландином. Мы с Каспером пытались поговорить с ним, но он продолжал твердить, что очень занят и побеседует с нами на встрече.
Видимо, я все еще не выглядела ожившей, потому что Каспер почти приказал мне, чтобы я шла и ложилась, пообещав, что зайдет за мной перед встречей. Я думала об этом, но знала, что сон не заставит меня чувствовать себя лучше. Поэтому я переоделась в майку и леггинсы и отправилась прогуляться.
За дворцом был дворик с изогнутыми краями, чтобы подражать волнам на внешних стенах. Сто округлых ступенек вели от дворика вниз к поверхности озера, и я медленно спустилась по ним, продираясь сквозь шок от холода, когда я вошла в воду.
Даже в мае температура в Вернем озере едва превышала отметки «ноль». Скояре сохраняли бухту незамерзающей с помощью практических инструментов и магии, но это не значила, что вода от этого становилась теплее.
Человек переохладился бы через пятнадцать минут, но я была не человек. Скояре процветали в холодной воде. Проведя все свое существование в Скандинавии, северной Европе и Канаде, они приспособились справляться с низкими температурами, плавая в ледяной воде.
Даже Канин приспособились к холоду, но я сомневалась, что Каспер или Тильда также вошли бы в ледяное озеро, как я. Это ощущение точно не было полностью комфортным — словно электрический ток пробежал по моей коже. Но я не могла отрицать, что было что-то странно приятное в этом.
От холода у меня перехватило дыхание, и я почувствовала, как он будит такие части моего тело, о которых я даже не подозревала, что они спят. Я легла на спину и поплыла. Солнце пригревало сверху, а холодная вода качала снизу.
Мне просто нужно было очистить мысли. Последние двадцать четыре часа прошли как в безумном тумане, и я не могла осознать все это.
Я знала, что убила Сирано, и понимала, что правильно выполнила свои обязанности с учетом его поведения. Но не могла понять, что же чувствовала. Оцепенелость, возможно, нечувствительность смешалась с печалью, сожалением и гордостью.
Печаль, потому что умер человек, сожаление, потому что была уверена, что могла бы все сделать так, чтобы он остался жив. А гордость, потому что сделала то, чему была обучена. Когда возникла необходимость, я действовала и спасла короля.
Казалось, что почти невозможно примирить эти три эмоции.
Я пыталась позволить воде омыть меня, отчаянно нуждаясь в отдыхе от постоянного волнения о работе, Константине и Ридли. Не зависимо от того, как сложно мне было, Ридли продолжать возвращаться в мои мысли, причиняя боль, рвущуюся наружу.