Однако, это напоминание пугает.
Мне только семнадцать.
Чаще всего я чувствовала себя старше, но вдруг показалась себе слишком молодой, слишком неопытной, чтобы противостоять врагу с опытом, раза в три превышающим мой.
Грудь сжимает паника, и я прислоняюсь к стене, закрыв глаза и подсчитывая вдохи, пока дыхание не замедляется.
Я слышу, как Гас за моей спиной меняет позу.
Затем поворачивается снова.
И снова.
При каждом движении он кряхтит от боли.
Я смотрю на красный ручеек на земле, желая утешить его. Но у меня нет ветра. Нет тепла. Ничего кроме…
Моего голоса.
В течение многих лет мои песни молчали… утрата отца вставала комом в горле. Но сейчас я знаю правду о его потери, и я медленно вспоминаю мелодии.
Я выбираю песню, которую пел отец, чтобы успокоить мать во время самых сильных приступов боли:
Еще один день, еще одна ночь,
Глухая тьма, ослепляющий свет,
Они должны разделиться.
Еще одно спокойствие, еще один шторм,
Зов мира, жестокость толпы-
Это всегда бесчестно.
Может быть сейчас на земле, но небо все еще зовет тебя.
Тише.
Дай крыльям отдых.
Поспи.
Закрой глаза и позволь ветру петь.
И далеко-далеко
До вчерашнего дня
Это просто давно забытый сон.
Последняя строчка исчезает, и я замечаю, что дыхание Гаса смягчилось. Его лоб все еще зажимается от боли, но в настоящий момент он спит.
Я должна сделать то же самое.
Я подворачиваю ноги и поправляю волосы. Едва я закрываю глаза, когда стук шагов выбрасывает меня обратно в настоящее.
— Встать! — приказывает Буреносец, когда входит в темницу.
Он выглядит опрятно… его серая форма отлично выглажена, оружие начищено до блеска… кроме бледных рубцов, портящих его черную кожу на шее и запястьях.
Он использует грубые желтые ветры, связывая нам руки, прежде чем открывает наши камеры.
Наш путь по коридорам более прямой, чем мой предыдущий маршрут, и я пытаюсь выяснить, означает ли это, что есть много маршрутов к одному и тому же месту, или мы идем куда-то еще, когда Буреносец проходит мимо нас и рявкает другое слово.
В стене появляется дверь, и мы, спотыкаясь, выходим наружу в серый, морозный день… намного более холодный, чем я ожидаю для данного времени года.
Неуклюжие, разрушенные порывы утолщают воздух, и я не обнаруживаю и следа храбрых ветров, которые прокрадывались в мою камеру в башне и составляли мне компанию.
Мои мысли туманятся, когда босые ноги тонут по колено в снегу. Я жду онемения, но лед слишком резкий. К тому времени когда мы пересекаем двор, все в голове вращается быстрее, чем огромные серебряные мельницы на облицовке стен.
— Туда, — говорит наш провожатый, толкая нас к лестнице, которая не слишком широка, даже для меня.