Слова мелькают вокруг моего ума, отказываясь быть принятыми.
Я знаю, что красота моей матери и сила привлекали внимание многих мужчин. И знаю, что Райден начал свою карьеру в качестве высокопоставленных членов Сил Бури.
Но все же.
От мысли о том, что они могли быть вместе, мне хочется смеяться… также меня тошнит.
— Это было больше взаимная выгода, чем желание, — говорит Райден, хотя я замечаю, что он все еще поглаживает ее воронов. — Но когда я вижу ее в тебе, не могу удержаться от сожаления, что мы могли бы создать.
Теперь меня действительно тошнит… и я, молча, благодарю мать, что она вышла за моего отца.
— В тебе слишком много от него, — говорит Райден, будто знает, о чем я думаю. — Но у тебя все еще есть ее энергия и амбиции. Не разбазаривай это, как твоя мать. Дай мне одну Западную команду, и даю слово, что я уберегу тебя от этих финальных битв.
Его тон удивительно искренний.
Но я знаю больше, чтобы соблазниться на это.
Циклон Райдена рвет и швыряется все, пока не закончит.
Ничто не может выстоять у него на пути.
— Думаешь, ты такой умный, — говорю я, мне слишком противно, чтобы удержать гнев. — Думаешь, что ты какой-то храбрый лидер, предназначенный, чтобы править миром. Но ты просто дурак, кричащий на ветер, пытаясь притвориться, что он сильнее.
Порывы гудят вокруг меня, делая песню перезвонов ветра глубже и зловеще.
— Ну, — говорит он, медленно поворачиваясь ко мне. — Ясно, у меня есть ответ.
Он поглаживает ворона какое-то время.
Потом хватает его за шею, покрытую перьями.
Другая ворона кричит и мечется в своей клетке. Я чувствую её ярость и боль, разносящиеся по воздуху.
У воронов одна пара на всю жизнь.
Она будет оплакивать эту потерю до последнего вздоха.
— Сентиментально, — говорит Райден, когда я удерживаюсь от слез. — Такие опасные отходы. Твоя мать мне это доказала. И сейчас я тебе это докажу.
Он оборачивается, сбивая меня на землю кнутом ветров… но еще раз мой Западный спасает меня от большей части боли.
— Ветер не спасет тебя от лезвий. Ты думала, что я забыл? — Его кнут скользит по моему боку, прямо там, где его ветрорез оставил свою зубчатую глубокую рану. — Ты думаешь, что чувствуешь страх… но это сомнение. Твоя сущность знает, что это не твоя борьба. Ты — Восточная. Твои ветры- оставшиеся в живых. Но слишком поздно передумать.
Он рывком поднимает меня на ноги и прижимает свой нож к моему правому плечу. Иглоподобное лезвие режет через мое пальто, будто густая ткань сделана из воздуха.
— Одно слово, — говорит он мне. — Одно слово из языка Западных.
Я сосредотачиваюсь на одиноком вороне, кричащем об утрате своей пары: