Тогда нас двое.
Должен быть трюк, чтобы обойти этот лабиринт.
Я концентрируюсь на своем щите, позволяя Западному дрейфовать на мой язык.
— Нам нужно выйти на поверхность. Ты можешь вывести нас? — шепчу я.
Мой щит не отвечает, но я продолжаю повторять просьбу. Иногда ветер должен знать, что ты обращаешься имеено к нему.
Мягкий толчок замедляет меня, когда мы оказываемся около вершины лестницы, и я чувствую, как мой щит тянет меня за плечи, чтобы я повернулась.
Я не понимаю, что он хочет, пока не вспоминаю тот день, когда меня чуть не напали. Буреносец со шрамами вытащил меня через потайную дверь.
Здесь мог быть спрятан другой путь?
Мой Западный, кажется, думает так. Он поет о сильном воздухе, ждущим с другой стороны. Но, когда ищу стену, я не вижу ручки… никакого стыка. И не могу использовать силу боли.
Интересно, могла бы сила четырех иметь какой-нибудь эффект.
Я протягиваю руку, пытаясь почувствовать воздух, о котором поет Западный. Камень притупляет мои чувства, но мой щит переключается на слова о доверии неизвестности. Так что я закрываю глаза и шепчу слова, которые говорят больше, чем любые другие. Зов моих предков.
— Приди ко мне. Без следов. Осторожно подними меня. Потом теки и мчись.
Едва последний слог покидает мои губы, нежный порыв проходит через дефект в стене и обматывается вокруг меня будто объятие старого друга… и так оно и есть. Сильный, здоровый Восточный столь же храбрый и лояльный, как мой щит.
— Как ты это сделала? — шепчет Гас.
— Думаю, это все ветер. Казалось, он хочет помочь.
Я пытаюсь позвать Северный или Южный, но ни один не отвечает. Так что нет никакого способа направить силу четырех.
— Думаешь, Восточного и Западного достаточно? — спрашиваю я Гаса, когда у него тоже не получается позвать ни один порыв.
— Может быть. Эти ветры — твое естественное и связанное наследие.
Я открываю рот, чтобы напомнить о разорванной связи с Вейном, но от одной только мысли об этом становится больно в груди.
Что-то новенькое.
И еще, ощущение тоже знакомо. Медленно дергает, почти как…
Я отгоняю мысли прочь.
Сейчас не время обдумывать свою связь с Вейном.
Восточный и Западный танцуют вокруг друг друга, и я слушаю их песни. Текст кажется неопределенным, пение двойной силы, двойной мощи. Но заключительный стих продолжает отстаивать силу разделения.
— Разорви, — шепчу я для начала на Западном.
Ничего не происходит, поэтому я повторяю команду на родном языке.
Я должна была догадаться, что Западный слишком мирный. Только хитрому Восточному под силу разорвать на части.
Что он и делает.