Большая часть башни была занята моей камерой, но за решетками было достаточно места для Райдена в меховом плаще, его длинные светлые волосы взбивали разрушенные ветра, силуэт вырисовывался в лучах рассвета. Когда он изучал меня, на его лицо читалось больше любопытства, нежели страха.
Он пришел без охраны и без оружия… но они были ему не нужны. Одно тщательно подобранное слово могло заставить его ветры избить меня, сломать меня, разрушить меня миллионом невообразимых способов.
Я видела последствия его методов не понаслышке, и только воспоминания о тысячах отверстий, просверленных в теле Астона, достаточно, чтобы у меня задрожали колени и так сильно, что мне понадобилось время, чтобы прийти в себя у ледяной стены.
Астон был простым захваченным из Сил Бури, а не тем, кого Райден подозревал в разговорах с Западным ветром.
Я сильнее этого.
Так и есть.
— Похоже ты замерзла, — говорит Райден, на его губах играет намек на улыбку. — Не могу сказать, что виню тебя. Сколько лет ты провела, потея в этой пустыне?
— Почти десять лет.
Я чувствую намек гордости, когда его улыбка исчезает. Он, должно быть, думал, что мы постоянно перемещали Вейна, постоянно бежали, чтобы нас не нашли. Но устроить Вейна, чтобы кустарники скрыли его так хорошо, чтобы нам не пришлось принимать крайние меры. А Райден клюнул на уловку моей матери и думал, что Вейн умер при нападении. Он узнал правду всего четыре года назад, когда сломал Астона и Северного во время допросов.
Он не сломает меня.
— Где Гас? — спрашиваю я, готовясь к худшему ответу.
Улыбка Райдена возвращается:
— Сначала мои вопросы.
Он шипит слово, и порыв бросается ко мне.
Я расправляю плечи, ожидая боль, но ветер мягкий, как перышко, и теплый, как солнечный свет. Обволакивает мое тело, как шелк, и опускается под мою кожу, успокаивая нервы, облегчая боль. Даже рана от ветрореза на боку — рана, оставшаяся от противостояния с Райденом в долине — кажется успокаивается под повязкой.
Вздох слетает с моих губ, и улыбка Райдена расширяется:
— Лучше?
Я киваю ему даже при том, что он этого не заслуживает.
Порыв — разрушенный Южный без голоса и желания, не более, чем раб Райдена.
Я ненавижу себя за то, чтоб получаю от этого облегчение.
Но так приятно быть в тепле.
— Я рад, — говорит Райден (и я удивлена искренностью в его тоне). — Независимо от того, что ты можешь подумать, Одри, я хочу, чтобы тебе здесь было удобно.
Я хочу сказать ему, что он не должен был оставлять меня в ловушке, как бескрылую птицу в замороженной клетке. Но слова застревают в горле, когда я ловлю его взгляд.