А на пятьдесят восьмом году жизни бедняга Сидоров скончался, так как у нас средняя продолжительность жизни мужского населения — пятьдесят семь плюс-минус год. И кто спросит, куда и кому ушли его пенсионные отчисления. Никто…
Ладно, вернемся к нашим, так сказать, баранам… Что потом? Затем произошла очередная реорганизация министерств и ведомств, в результат^ которой образовалось ФФА — Федеральное фармацевтическое агентство. Образцовому чиновнику Муравьеву стало, видимо, тесно в одежке вечного «заместителя заместителя». И было ему счастье: вышел господин Муравьев на первые роли. Старшие товарищи доверили руководство ФФА именно Максиму Юрьевичу.
Его размышления прервал телефонный звонок.
— Алло? Александр? Ты на работе? — раздался в трубке глуховатый голос Меркулова.
— Естественно: Где еще отдохнешь по-настоящему? Я по анекдоту: жене говорю, что пошел к любовнице, любовнице — что к жене, а сам на чердак — и чертить, чертить…
— Вот-вот. Аналогично.
— То есть ты у себя? Так я зайду? Можно?
— Что за вопрос? Нужно!
Турецкий подхватил бумаги и направился к товарищу и соратнику. Меркулов встретил его радостной улыбкой, бутылочкой коньяка и целым блюдом бутербродов. Отдельно на маленьком столике уютно шумел самовар.
— Ого! Кучеряво живем! — встрепенулся Александр. — Что ли, праздник какой?
— Вообще-то один прошел, другой еще не наступил. Но нужно же скрасить безвременье.
— Ага! У нас эти две недели от Нового года до старого Нового года — вообще пора безвременья. До четырнадцатого января мы все как бы между тем и этим. Как, впрочем, и в остальное время года.
— Между Западом и Востоком?
— Ну да. В том числе. Наливай, а то уйду! — пошутил Турецкий.
Крохотные рюмочки емкостью тридцать граммов были наполнены твердой рукой Константина Дмитриевича.
— А откуда дровишки? — кивнул на бутерброды Турецкий.
— Остатки злополучного банкета с участием рыжеволосой революционерки. Не выбрасывать же. Они в холодильнике стояли, под пленкой! — торопливо добавил Меркулов.
— Выбрасывать? Еще чего! Им от силы семь дней! И такое добро на помойку? Жамэ, что в переводе с неизвестного тебе языка галлов означает — никогда и ни за что! Будем травиться!
— Что ж, пожалуйста!
Друзья чокнулись, Александр опрокинул стопочку, Меркулов аккуратно пригубил свою.
— Чем занимаешься? — Константин Дмитриевич кивнул на ворох папок и бумаг, сваленных Турецким в угол стола.
— Не чем, а кем. Кем приказывали, герр начальник. Хотя, можно сказать, и чем. У нас ведь как в песне поется: «Кто был ничем, тот станет всем». Тот самый случай.