Избранное (Шевченко) - страница 182

Сила Толстого перед Чеховым не только в том, что Толстой вообще гигант и потому глубже чувствовал народную жизнь. Сила Толстого еще и в том, что он — беспощадный русский реалист — глубоко героичен… Вряд ли Горький с чисто профессиональной точки зрения писатель более крупный, чем Чехов. Но Горький — писатель героический и тоже мощнее Чехова.

Действительность Чехова скучна, потому что он не понимал, что «действительность в искусстве надо выращивать, как грушу Монстрелля», что подлинная мощь реализма — там, где идет борьба между геройством и подлостью, добром и злом и где оба начала воплощены в борющихся людях, выражены через борьбу людей…»

Далее Фадеев, ставя выше прозы Чехова его пьесы, говорит, что «действительность Чехова — только одна из сторон русской действительности его времени, данная в невероятном застое», что даже в изображении интеллигенции Чехов «не достиг высоты общечеловечности», что «в народе были рядовые Мичурины, Менделеевы, Репины, Чайковские, а главное, уже росли рядовые Ленины, и они, эти маленькие люди, были очень ярки, как и их высшие прообразы, — они совсем не походили на Дымова и на Кириллова, но Чехов не видел этого». И потому, скажем, Толстой и его герои для современников — «более понятны и близки»…

Четыре года спустя, говоря о книге Ермилова о Чехове, Фадеев отметил, что «Ермилов недостаточно критикует Чехова за его аполитичность. Ермилов слишком аполитичен по отношению к Чехову…».

Думаю, что во всем этом Фадеев не прав.

Что из того, что Чехова скучно «читать много подряд»? Это ничего не доказывает. Любой писатель может наскучить, если его «читать много подряд». Главное не в этом.

Главное, на мой взгляд, вот что.

Во-первых, Фадеев, оценивая Чехова, пренебрег основным заветом, идущим от Пушкина, — судить художника по его собственным законам. Если даже согласиться с тем, что «действительность Чехова — только одна из сторон русской действительности его времени», то как раз эту свою действительность Чехов написал как никто другой, и рядом с Пушкиным, Лермонтовым, Гоголем, Тургеневым, Достоевским Чехов — есть Чехов. Чехов как раз и делал то, что не делали ни Толстой, ни Тургенев… Такового его и надо оценивать, а главное, оценивать то, о чем Чехов написал, а не то, о чем он и не думал писать. Если идти дальше по Фадееву, то как Чехов не увидел Мичуриных, Менделеевых, Чайковских и, наконец, Лениных, то так же не видели своих великих современников и Гоголь, и Салтыков-Щедрин, да и тот же Лев Толстой, если на то пошло. Где у них великие их современники в «Мертвых душах» и в «Ревизоре», или в «Истории одного города», или в «Воскресении»? Тогда, скажем, и «Мертвые души» — всего лишь одностороннее изображение действительности, особенно без глав о капитане Копейкине. Недаром же Пушкин воскликнул: «Боже мой, как грустна наша Россия!..» Но почему-то не сказал Гоголю: «Послушайте, Николай Васильич, написали бы вы и о нас с вами, о Гоголе, о Пушкине (мы ли не антиподы Манилова, Ноздрева и Плюшкина!), и было бы веселее читать вашу поэму!..»