Дул ледяной северный ветер, который сразу прохватывал насквозь, парализуя волю и перехватывая дыхание.
Спустившиеся с трапа самолета на бетонные плиты взлетной полосы пассажиры жались в кучу и кутались в свои куртки и пуховики в надежде сохранить хоть каплю тепла, которое они везли с Большой земли.
Один только адмирал с готовностью подставлял свое горло непогоде, словно не замечал ее. У адмирала было лиловое от длительного употребления северного ветра лицо, но, видимо, плевать он хотел на всю эту обжигающую холодом ледовитость.
«Он что, не чувствует этого собачьего холода?! Или он вообще бесчувственный?!» — удивился тогда Юрьев.
«Бесчувственный» военачальник обнял у трапа Леонида Михайловича (дорогого Леньку!) и пожал остальным руку.
Через час после прибытия все они уже сидели за широким адмиральским столом, уставленном бутылками и снедью. Коля привез зелень, фрукты и коньяки, а хозяин выставил безмерно гольца, красной икры, водки и два круглых подноса с дымящимися горами мяса.
— Откуда сей деликатес, товарищ адмирал? — спросил Николай Алексеевич. Ведь это языки, верно?
— Можно просто Петр… Откуда, говоришь? Земля-матушка кормит! — Адмирал встал из-за стола со стаканом коньяка в руке и подошел к карте Архипелага. — Моя земля! — При этих словах он закрыл своей огромной с растопыренными пальцами ладонью почти весь южный остров, на котором они сейчас находились.
Среднего роста, но чрезвычайно широкий в плечах, он стоял перед ними, слегка прищурившись; расстегнутая на бычьей шее рубашка, багровое до синевы лицо с приплюснутым, как у боксеров, носом и небольшими желтыми жировиками на скулах, толстые блестящие губы, вытянутые, словно для жадного глотка, но, главное, зычный, не предполагающий никаких возражений голос все говорило о властной и волевой натуре их обладателя. Это был не просто местный царь и бог, как любят выражаться придурошные газетчики о воинских начальниках, удаленных от генерального штаба на расстояние перелета межконтинентальной ракеты Это было священное идолище Архипелага, его единственный вершитель (сокрушитель!) человеческих судеб и всемогущий распорядитель человеческих душ.
— Здесь все вокруг мое, продолжал адмирал, в четыре глотка расправившись со стаканом «Арарата» и даже не сморщившись для приличия. — Все от маленькой озерной рыбешки до личной жизни бригадного писаря и его второй жены… Эти дураки после Академии Генштаба все за Москву цепляются, грызут там друг дружку, парятся… А я сюда на волю, на стратегический простор к Полярному сиянию, белым медведям и белым ночам…