— А из чего он сложен, из каких фрагментов? — Юрьев никак не мог определить.
— Да из ребячьих пупков, конечно же. из чего же еще правда, сам он об этом знать не хочет: очень уж любит себя. Ну и хорошо. С такими никаких хлопот…
Юрьев сказал, что должен уже идти. Тогда Хозяин снял с полки обескровленную человеческую руку с судорожно растопыренными пальцами и сказал:
— Это вам от меня. «Цветок лотоса». Юрьев с дрожью взял ее двумя пальцами, с омерзением почувствовав под холодным мясом скользкую кость.
Человек подал ему на прощание руку. Рука была теплая и липкая. Юрьев, боясь сжать собственную ладонь в кулак, чтобы чего доброго вновь не почувствовать на пальцах теплую слизь, вошел в лаз и внезапно вышел прямо на улицу. «Цветок лотоса» он тут же выбросил.
Юрьев стал вновь задыхаться. Вернее, он просто не мог сделать вдох, поскольку всюду — и вокруг, и над головой — была вода. Оттолкнувшись от земли, он отчаянно за работал руками, мучительно пытаясь вы нырнуть на поверхность еще до того момента, когда его грозящие взорваться легкие рефлекторно втянут в себя воду.
На Юрьева смотрел какой-то подросток и осторожно теребил его за плечо.
— Кто вас так? Здравствуйте… Юрьев попробовал приподняться на локте, чтобы лучше разглядеть подростка — это лицо он совсем недавно где-то видел, — но боль в голове и, главное, в груди вернула его в исходное положение. Юрьев застонал.
— Лежите, не вставайте. Это здесь вас так отделали?
Юрьев едва заметно кивнул.
— Где я тебя видел? — тихо спросил Юрьев.
— В клубе на тренировке. Вы вчера приезжали, искали Игоря.
— Как тебя зовут?
— Максим. Я вместе с вашим Игорем боксом занимался, потом вместе качаться стали…
И тут Юрьев все вспомнил. И как ездил с утра за город к слепой старушке, и как просил помощи у Коли, и как потом колесил с Марселем по городу в поисках сына, и как его насмерть били съемщики долгов, и как, наконец, его добивали в милиции, заставляя признаться в убийстве старика вахтера.
Юрьев понял, что жизнь его теперь подошла к своему логическому завершению: то, к чему он шел, порой кокетничая с собутыльниками на тему собственной смерти, последние два года, вдруг встало перед ним во всей своей обнажающей душу правоте. Последняя, державшая его на плаву, цель была исчерпана. Он не нашел сына.
— А ведь я так и не нашел его, — с горькой усмешкой сказал Юрьев и заплакал, не стыдясь ни слез, ни прыгающих кровоточащих губ…
Дверь открылась, и в камеру с грязной ухмылочкой ввалился еще один, лет сорока, ХУДОЙ и маленький человек.
— Здорово, Чика, чего опять к нам? — недовольно спросил кто-то из сокамерников.