— Куда же больше-то…
— Да-а, посадку начали в передние вагоны…
— Офицерья полно…
Егор не вступал в разговор, смотрел в другую сторону. Он уже отыскал глазами усадьбу Саввы Саввича, но видел только крыши амбаров да омет старой соломы в заднем дворе. В улицах кое-где видны принаряженные девки, старики и старухи, потянувшиеся к церкви.
На верхних нарах тесно от желающих поглядеть в люки — они не закрыты, мешают толстые решетки.
Поезд тронулся, мимо поплыли пристанционные постройки, тополя, улицы поселка, дома, огороды. Теперь уж все были убеждены, что эшелон увозят куда-то на запад. Переезд на новое место взволновал узников, и в вагоне вскипают разговоры.
— Это к лучшему, — уверенно заявляет дед Матвей. — Вот доставят в Читу и разберутся, отпускать начнут.
— Ох, едва ли, дед…
— Там ишо хуже, ежели хотишь знать.
— Так вить должны же быть какие-то законы?
— У них один закон: заподозрили тебя, что красным сочувствуешь, — значит, крышка.
— Эх, крушенье бы сегодня на наше счастье, да ишо где-нибудь поближе к лесу.
— С ума сошел, типун тебе на язык!
— Чудак, во время крушения-то и белякам досталось бы, а из нас многие, глядишь, спастись могли.
— Правильно…
— А ведь сегодня праздник какой-то, к обедне звонят, и старухи вон в церкву, видать, поплелись.
— Праздник сегодня большой, — сообщает дед Матвей, — петров день, отец мой Петро Кириллович, царство ему небесное, именинник был сегодня. Во сне видел ночесь его покойную головушку.
Сегодня дед оживлен больше обычного, в душе его крепнет надежда на скорое освобождение.
— Да-а, — продолжает он, обращаясь к соседям по нарам, — вижу это я во сне, будто мы с отцом и средним братом Зиновием на покосе, а день такой славный, ведренный. И вот я куст обкашиваю возле речки, заливчик такой глубокий, а рыбки в нем: гальяны, пескари — как золотые, так и блестят на солнышке.
— Воду видел, дед, светлая?
— Как стекло, ей-богу.
— Значит, освободишься. Видеть во сне воду, да еще светлую, — воля.
— Дай-то бог. Вить это что же, второй месяц ни за што ни про што досиживаю. Старуха уж, поди, в поминальник записала, за упокой.
Миновали село, мимо потянулись елани и сопки. Егор, как зачарованный, смотрел на знакомые места, на яркую зелень лугов и полей, на темные таежные дали.
— Вот она, волюшка вольная, совсем рядом, — взволнованно шептал он, — а красота-то, красота какая кругом, так душа и млеет.
— Дух захватывает, — в тон Егору сказал лежащий с ним рядом Раздобреев. — А смотришь-то на красоту эту из-за решетки. Ну, Егор, сегодня попробуем, как пилка-то теперь пригодится. — И, понизив голос, он изложил свой план побега: подпилить решетку, разогнуть ее и выскочить на ходу в люк.