Не менее сильное впечатление произвел на меня диалог между Махно и Леоновым. Хотя они и были противниками, оба обладали одним и тем же чувством долга, который побуждал их действовать. И поскольку Леонов утратил в собственных глазах компетентность, он не считал больше возможным определять курс для остальных. У меня было впечатление, что и Махно и, вероятно, множество других казачьих атаманов обладают точно таким же чувством долга. В противоположность многим политическим или военным вождям, они не предпринимают никаких попыток оправдать свои ошибки и не хватаются мертвой хваткой за свои посты. Для них власть означает огромную ответственность и дается только на время. Я понял, как я думаю, одну или две основополагающие вещи из важнейших вопросов русской политики. Нечто, не поддающееся точному описанию обычными словами. Эти вопросы оказались одновременно проще и сложнее, чем я предполагал. Пильняк отдал честь:
— Благодарю, ваше высокоблагородие. Мне не оставалось ничего другого, как последовать примеру Пильняка. Леонов ответил нам салютом и затем медленно возвратился в свою каюту.
Неожиданно одна мысль пришла мне на ум:
— Боже милосердный, Пильняк, а он не собирается застрелиться?
Пильняк поглядел вслед удаляющемуся капитану:
— Не думаю, мистер Бастэйбл. Это было бы трусостью. Он снова возьмет на себя командование, если мы его попросим об этом. А пока он отпускает нас, чтобы мы могли сделать то, что позволило бы нам сохранить наши жизни, оставаясь отдельными личностями, а не экипажем. В известной степени мы простодушный народ, мистер Бастэйбл. Как индейцы. В определенном смысле. Когда наши военные вожди терпят поражение, они тотчас же отступают, покуда мы не начнем вынуждать их возвратиться к делам. Это воистину демократический социализм.
— Я не политик, — сказал я ему. — Я вообще ничего не понимаю в различии между одним «измом» и другим. Я простой солдат, о чем часто говорил.
Вместе с Пильняком я вернулся в нашу маленькую каюту, где в ряд стояли две койки. Мы заснули беспокойным сном, сняв лишь брюки и пиджаки. Когда рассвело, мы снова были на ногах и пили кофе в офицерской кают-компании. Капитана Леонова не было.
Через несколько минут он подошел к нашему столу.
— Вас, вероятно, заинтересует, — сказал он, — что мы приближаемся к бандитскому лагерю.
Мы все бросились из кают-компании к иллюминаторам. Корабль почти волочился по земле. Швартовы свисали с камеры. Затем мы увидели толпу всадников — казаки галопом неслись к швартовам. С каждой стороны по шесть хватали они один швартов за другим.