И потом. Что значит — жестокость передалась по наследству? Это ведь не цвет волос! Да и не похожа Арабелла на какую-то самодурку, хоть я и недолюбливаю эту девицу. Да я вообще, по большому счету, не знаю Арабеллу, чего ради я буду ее осуждать? Хочется Питеру создавать себе проблемы на пустом месте — флаг ему в руки. Хотя я думал, что это больше для подростков характерно — отрицать до последнего собственные чувства и придумывать себе оправдания типа «недостойно», «не подобает» и прочую подобную хрень.
Лично у меня никаких претензий к Арабелле не было. Ну, кроме того, что одно ее появление превращало О'Брайена в полного идиота. Обычная девица. Не сует нос в дела плантации, закрывает глаза на рабство и делает вид, что в ее жизни все нормально. Однако в том, что Арабелла — далеко не законченная бездушная стерва у меня был повод убедиться.
Все началось с того, что в Карлайлскую бухту медленно втащился покалеченный английский корабль. Капитан рассказывал, что встретился в море с двумя испанскими галеонами, перевозящими ценности, и те, якобы, навязали ему бой. Он клялся и божился, что только оборонялся, но ему не особо верили.
В принципе, капитан вполне мог говорить правду. Англичане и испанцы недолюбливали друг друга, и подобные нападения происходили частенько. Обычная пиратская история, когда побеждал тот, кто сильнее, а потом официальные лица выкатывали друг другу претензии.
На этот раз сильнее оказался англичанин. Один испанский корабль от него сбежал, а второй он умудрился потопить. Однако и его собственное судно потрепали изрядно. Борта зияли многочисленными пробоинами, на месте рубки чернела большая дыра, а вместо бизань-мачты, снесённой пушечным ядром, торчал жалкий обрубок с зазубренными краями.
Впрочем, губернатору Стиду было глубоко фиолетово, как происходило сражение на самом деле. Он сделал вид, что поверил английскому капитану и предоставил кораблю убежище в порту, а так же всё, что требовалось для починки. Он, как истинный англичанин, разделял всеобщую нелюбовь к испанцам и готов был закрыть глаза на возможную вину своих соотечественников в состоявшейся заварушке.
Прежде, чем начать ремонт, английский капитан высадил на берег десятка два своих покалеченных в бою моряков и шесть раненых испанцев. Их всех поместили в длинном сарае на пристани, и даже организовали медицинскую помощь. Разумеется, испанцы достались мне. Причем не только потому, что я хорошо владел испанским языком, но и потому, что находясь на положении раба, я занимал среди других врачей низшее положение.