Дайана Бэрингтон размышляла о перемещениях поврежденной синевы, когда автобус остановился на севере от Лас-Вегаса. Из окна была видна полоса Лас-Вегаса на расстоянии, которое нельзя было ни измерить, ни осмыслить. Воздух казался чуждым и враждебным. Автобус остановился на стоянке казино. Синяя пауза, подобная запятой в океане. Предполагалось ли, что она что-то означает?
— Вставай, — сказала Карлотта. — Бери свои сумки и выходи из автобуса.
Дайана встала. Подняла свои сумки. На Карлотте были плотно обтягивающие «бермуды» и кричаще разукрашенные ковбойские башмаки. Похоже было, что ее башмаки утыканы хрустальными пулями. Выражение лица — возбужденное и изумленное, как будто она поцеловала того, кого нельзя целовать, и ее застигли. Дайана осознала, что вокруг много людей, десятки, может быть, больше. Все они ехали с ними в автобусе.
Некто с блокнотом в руке и свистком на шее что-то говорил. Если бы это было значительно, если бы это была строфа из Неруды, если бы это были подробности, которые точно и полно записал неизвестный на страницах своего дневника, Дайана Бэрингтон поняла бы это и запомнила.
Карлотта куда-то двинулась, и Дайана последовала за ней. Вокруг были и другие люди в «бермудах» и с плейерами, с холщовыми дорожными сумками, спальными мешками и гитарами. Больше ни у кого не было хрустальных пуль на башмаках. Они пересекли пустынную улицу пепельного цвета. Вошли гуськом в обширное, запущенное сооружение; оно казалось брошенным. Тишина вокруг казалась плотной.
— Это церковь, — сообщила ей Карлотта. — Мы здесь ночуем.
У Дайаны перехватило дыхание. Конечно, после борьбы в пустыне, после очищения жарой всегда находится приют, благословенное место, где мы принимаем помазание.
Дайана моргнула. Вошла вслед за Карлоттой в огромную прохладную комнату. Сотни маленьких холмиков усеивали пол. Она споткнулась об один, потеряла равновесие и упала на другой. Холмики оказались странно податливыми, мягкими, и — как она внезапно поняла — возможно, умели говорить.
— О Боже, ты наступаешь на людей, — прошептала Карлотта. Ее голос был резкой обвиняющей синевой.
Дайана моргнула.
— Ты что, не видишь? Это люди, они спят. Люди из других автобусов, из других городов. О Боже, я не могу больше, — призналась Карлотта.
Она остановилась у алтаря. Расстелила свой спальный мешок. Принялась раскатывать спальный мешок Дайаны.
— Просто ложись и спи. — Карлотта взглянула на часы. — Автобус отправится дальше через три часа.
Дайана забралась в спальный мешок. Карлотта пристально смотрела на нее.
— Сначала сними туфли, — сказала Карлотта. В ее голосе звучало омерзение.