— Проснись, Билли. Найди мне такой город, где женщины лучше, чем в Сет-Луисе, или в Новом Орлеане, или в Гарлеме — думаешь, я Гарлем забуду? — найди мне такой город, и ты заработал сотенную, а я живьем попал в рай. Серьезно тебе говорю.
Билли хмыкнул, тряхнул головой, сел прямо.
— А я вовсе даже и не сплю. Просто вспомнилось вдруг. Я последний раз проезжал тут в пятьдесят втором году, но помню дочку одного проповедника, будто вот сейчас передо мной стоит: кожа шоколадная, росточком маленькая, вот посюда мне. Такая была девчонка, ты и я, мы бы с тобою прямо на стенку полезли и козлами бы взблеяли.
Эрл выдул дымное кольцо и следит, как оно подымается под крышу, окружив нимбом зеркало заднего обзора.
— Ну ладно, хорошо, я тебе поверю. Но только если мы еще раз когда-нибудь заедем в эти места, я хочу сам удостовериться, вправду ли тут женщины так хороши, как ты говоришь.
— О-о! Красавицы! У них и мамки красавицы. И бабки…
Эрл тоненько смеется:
— Ты час от часу все дуреешь, Билли Кокс.
Он давит на акселератор, и их с ходу отбрасывает на спинку сиденья.
Разогнавшись до шестидесяти миль, Эрл перестает жать на педаль и следующие десять миль после Спрингфилда едет ровно, с удовольствием вслушиваясь в голос колес, ритмично перебирающих швы дорожного покрытия: па-пум, па-пум, па-пум. Но плоская дорожная скука начинает их доставать. За темной далью по обе стороны дороги не ощущается холмистой линии горизонта, сулящей разнообразие и смену перспективы. Что там слева — поля? А справа — леса? Эрл и Билли едут и молчат. Может быть, целую минуту. Музыка по радио еще раз взыграла сквозь треск и окончательно смолкла.
— Как тебе новенький сегодня показался? — спросил Билли.
— Кто? Стиляга? Неплохо. Очень даже неплохо, я тебе скажу, — Эрл прищелкивает пальцами, — свингует теперь больше. В сущности, он ведет всю группу труб, и Большого Джо в том числе. Тебе за него причитается, это ведь ты его привел. Помню, ты мне все твердил, что парень умопомрачительно играет блюз, берет мелодию, например «Грезы» Стрейхорна, ты говорил, и проникает в самую сердцевину и эдак свободно располагается внутри, будто кот в кровати.
Билли кивнул, глядя в окошко.
— Я с первого же раза, как услышал, понял, на что он способен. Его проблема была, что он слишком долго выступал в том джазике из Канзас-Сити, а там они играют аккуратненько, от сих до сих. Бывает, не разберешь, что за музыка: быстрая или медленная, тяжелая или легкая, ничего себе мотивчик или обалдеть можно. У иных не угадаешь. Но у меня было такое чувство, знаешь, такое чувство, что, если его освободить, чтобы разгулялся, хлебнул свободы, ему тогда что угодно будет по плечу и он сможет играть всяко, как музыка велит.