У себя в комнате я подсчитал свои сбережения, и оказалось, я сказочно богат: у меня 260 фунтов! Неужели и вправду столько денег? Прямо не верилось! И я по одному пересмотрел на свет все клегговские пятифунтовые билеты — есть ли на них водяные знаки и полосы. Потом снова спрятал их под матрац, но заснуть не мог. Светила луна, я задернул занавески и дрожал, весь в поту, боялся уснуть — а вдруг подлюга вор вскарабкается по водосточной трубе, влезет в окно, хватанет меня дубинкой и даст тягу с моими деньгами. Если про них проведают в нашем квартале, мне крышка. Я крутился и ворочался с боку на бок, под конец зарылся лицом в подушку и зажмурился покрепче, силясь успокоиться и уснуть.
Об этих деньгах никто и не подозревает. Самое безопасное — поскорей их истратить. И вот наутро я надел свой лучший костюм и отправился в гараж, где торговали подержанными машинами. Хозяин показал мне «форд», выпущенный, по его словам, всего четыре года назад, и запросил сто тридцать пять фунтов; я учинил этой машине основательную проверку — проехался по городу, потом по мосту через Трент до самого Раддингтона — и после этого сполна выложил за нее наличными. Уплатил налог, страховку, купил бензин, и у меня еще осталось больше сотни монет.
С сигарой в зубах, раскрыв все окна, хотя холодно было, как в Сибири, я покатил на своей машине к дому. По Илкстон-роуд следом за мной шел автобус, и ехать медленно я побоялся — вдруг сомнет. К счастью, светофор остановил нас обоих, но когда я затормозил у обочины перед нашим домом, меня все еще трясло. Я сбегал за политурой и тряпкой, так как передний бампер был тронут ржавчиной, и работал до тех пор, пока в каждой хромированной части не стала отражаться, как в зеркале, моя довольная, ухмыляющаяся рожа.
Вечером вернулась мать и поинтересовалась:
— Чья это там машина?
— Моя.
— Не валяй дурака, — сказала она. — Тебя по-людски спрашивают: чья машина? Не знаешь, так и скажи.
— Я ж говорю: моя. Купил нынче утром. — И я объяснил, каким образом получил деньги у Клегга.
— Ты темная лошадка, — сказала мать. — А фары у нее есть?
Я сказал — есть, и мать попросила прокатить ее. Мы поехали к бабушке в Бистон. Порывами налетал ветер, и на Университетском проспекте машину даже накренило на бок, кажется, подуло бы чуть посильней — и мы бы перевернулись. Мать была на седьмом небе и всю дорогу пела.
По пути я купил пива, и в теплой бабушкиной кухне мы распили пинту-другую.
— Ты поосторожней, — сказала мать. — Не хвати лишку.
— Я хорошо веду машину, только когда выпью. А трезвый боюсь до смерти.