Я старался не шуметь, боялся ее разбудить, но дверь вдруг открылась — и вот она, мама, тут как тут.
— Уезжаешь, да?
— Да, — ответил я, укладывая пижамы, чистую и грязную.
— Куда?
— На все четыре стороны.
— Ну и ну, сразу видно — действуешь подумавши.
— Я напишу тебе, где осяду, — сказал я, горло у меня перехватило, внутри все сжалось.
— Что ж, и на том спасибо.
Я хотел было отдать ей половину своих денег, но не отдал, пощадил ее достоинство — все равно не возьмет, а отказываться ведь неловко. Мне-то эти деньги, конечно, нужней, а матери ее заработка вполне хватает.
— Об одном прошу, — сказала она, — береги себя. Больше мне от тебя ничего не надо.
Я попытался улыбнуться, но только и сумел что соврать:
— Я ведь не навсегда уезжаю.
— Не ври, — сказала она.
— Я не вру… просто больше мне сказать нечего.
— Неважно, — сказала она. — Только не нахальничай, и уж если собрался уезжать, так уезжай. А я пойду лягу. Если утром будешь еще здесь, приготовлю завтрак. А уедешь — позавтракаю одна.
Я обнял ее и поцеловал.
— Жди от меня вестей.
— Ну, нечего распускать нюни, — сказала она, высвободилась и пошла в свою комнату.
Я завел будильник на шесть утра и лег не раздеваясь. Казалось, не прошло и минуты, а он уже трезвонил вовсю, я вспомнил, что мне предстоит, вскочил с постели, подхватил чемодан и сошел вниз. Поставил транзистор на стол, написал записку, что пока буду в отъезде, он мне ни к чему. Потом вскипятил чай, подождал около часу, наконец услыхал, что мама встала и одевается, собираясь на работу. Тогда я вышел из дому и тихонько притворил за собой дверь.
Садясь в свою черную лягушку-путешественницу, я заметил, что на улицах пусто. Машина не желала трогаться с места. Ночью был дождь, но сейчас тучи разошлись, и я поднял капот и носовым платком протер контакты. Способностями к механике я не отличался, с моторами никогда дела не имел, а потому в машине ничего не смыслил и стал ругать ее на чем свет стоит: неужто она подведет в такую решающую минуту, это ж курам на смех! И несправедливо, ведь у меня нет никаких планов, а потому ничего тут не нарушишь и не испортишь. Я действую безо всякого плана, а стало быть, озорным, видавшим виды машинам не в чем меня винить. Но, может, раз я такой обманщик, надо к ней подольститься? И я еще покрутил ручку, снова сел за руль, включил зажигание и ощутил сладостное биение жизни; машина задрожала, взревела разок-другой на прощанье, оглушив пустынную улицу и хмурое утро, и медленно двинулась по булыжной мостовой, потом покатила быстрей по Лентонскому бульвару, огибающему центр города, а там и по Линской долине, которая вскоре привела меня к подножию замка.