Малец, выполнив первое поручение, даже не передохнув, бросился бежать в весь выполнять другое. Вскоре он превратился в точку, а после и вовсе исчез из глаз.
Вслед за ним двинулись и остальные.
Смерть старого человека – естественная вещь. Оставшиеся старушки с женщинами коротко всплакнули. И дальше шли уже радуясь, потому что и не чаяли увидеть этот обратный путь.
Дед Завид, задетый за молодые струнки памяти словами Онфима, на ходу рассказывал о том, как воевал в отрядах нескольких князей, но больше всего – про Мономаха.
– Владимир Всеволодович мог бы сейчас и великим князем быть! – убежденно говорил он.
– Да не захотел нарушать завет, данный Ярославом Мудрым, передавать главный стол не от отца сыну, а главному в роду. Уступил Киев Святополку. И правильно сделал. Иначе вся Русь стала бы тогда Нежатиной Нивой.
В который раз рассказав про битву, в которой сошлись в страшной схватке сразу несколько князей и двое из них смертно легли на поле боя, а сам он потерял руку, дед Завид продолжал:
– Мономах всегда знает, что делает. Боже упаси ослушаться его когда! Ведь он, дай Бог памяти, стал князем, когда был чуть старше Славки, и вот уже лет сорок как князь. И кровь в нем особая – с одной стороны Рюриковичей, а с другой – византийских императоров!
– Дед, а что ты сам все время делаешь то, за что нас ругаешь? – вдруг с лукавинкой спросила статная женщина, подталкивая локтем худую.
– Что именно? – вскинул на нее лохматую бровь дед Завид.
– А вот – «дай Бог памяти», «Боже упаси» – божишься! Ведь это же, сам говоришь, – грех!
– Правильно, грех поминать имя Божие всуе. Но я же ведь не божусь, глупая! Вот – те крест!
– А что же ты делаешь? – поддерживая подругу, усмехнулась худая.
– Ох, верно люди говорят – кого Бог хочет наказать, того в первую очередь обделяет разумом! – покачал головой дед Завид и значительно поднял указательный палец. – Я на самом деле к Богу так обращаюсь. И если хочешь знать, этому тоже Мономаху обязан!
Однажды услышал его разговор, прислушался и понял – уж коль он, князь, все время молится и каждую мысль Богу вверяет, то каково же тогда быть мне, простому смертному?!
Дед Завид принялся и дальше говорить о Мономахе, о том, что всегда было туго на Руси, потому что до половцев были торки, до них печенеги, а там сказывают – какие-то скифы… Но теперь его слушали только старавшиеся не отставать от него старушки да малыши.
Милуша всем своим существом уже была в полуверсте отсюда, куда еще предстояло дойти, и ничего не слышала и не видела вокруг.
А женщины-подруги, когда опасность миновала, неожиданно принялись за старое.