— Пуэртокарреро поедет в Испанию с письмом королю и золотом? — шепнул Франсиско Агильяр. — Он представит Кортеса, то есть нас, королю? Да он же едва говорит по-испански.
— Следи за своей речью, Агильяр, — предупредил его Франсиско. — Что, тоже на виселицу захотел?
Войска окружили виселицу так, чтобы все могли насладиться зрелищем. Это будет их последним развлечением, прежде чем солдаты покинут Веракрус.
— Который час, Нуньес? — спросил Кортес.
— Семь утра.
Нуньес посмотрел на Кай, стоявшую рядом с рабами и семпоальскими носильщиками. Он будто пытался сказать ей: «Да, это ужасно, но ты не бойся. Я сумею тебя защитить».
— Ну что ж, пора. — Кортес подал сигнал барабанщикам, и под барабанную дробь и звуки труб приговоренных вывели из тюрьмы, заставив пройти перед солдатами так, чтобы все их увидели — Куинтаваля, Аду, Хуана, Мануэля и всех остальных.
Стояла прекрасная погода, утро не было ни дождливым, ни жарким. Веревки, на которых собирались повесить Куинтаваля и Аду, уже болтались в воздухе. Рядом находились плахи, на которых остальным отрубят ноги. Куинтаваля намеревались казнить первым, а Аду вторым. Отец Ольмедо приготовился совершить последние таинства.
— Это всего лишь представление, — сказала Малинцин, повернувшись к Кай. — В последнее мгновение они все отменят. Виселицы поставлены для устрашения, а не для казни.
— Вот как? — усмехнулся Лапа Ягуара.
— Предатели! Предатели! — хором закричали солдаты, увидев приговоренных.
Куинтаваль плакал, Аду смотрел прямо перед собой с каменным лицом, все остальные кричали. Франсиско бросился в кусты: его вырвало.
— Кортес, — сказал Альварадо, только что вернувшийся после осмотра лошадей. — Вам не кажется, что казнь — чересчур суровое наказание?
— Разве мы это еще не обсуждали?
Куинтаваль с укором посмотрел на Альварадо. Он знал, что это Альварадо предал его, и хотел, чтобы раскаяние терзало его всю оставшуюся жизнь. Франсиско стыдился того, что его вырвало. Он считал, что должен быть сильным перед лицом смерти ближнего своего.
— Я подотчетен лишь Господу и королю и потому не потерплю возражений, — заявил Кортес, заставив всех замолчать.
Франсиско понимал, что король находится очень далеко и не знает, что они здесь, на другой стороне океана. Король, которому вскоре суждено стать императором Священной Римской империи, никогда не слышал о городке Веракрус. Да этого городка и не существовало раньше, он появился всего несколько месяцев назад. Таких слов, как «Моктецума» или «Теночтитлан», никогда не слышали в Испании, а может быть даже и на Кубе и во всей остальной Вест-Индии. Император из рода Габсбургов никогда не видел колибри, броненосца, ревуна. Видел ли он когда-нибудь такой цветок, как бархатцы? Мог ли он представить столь алый цвет, как цвет сальвии? А Бог? Где же Бог? Почему он допускает, чтобы подобное происходило?