– А мне ни одни не годятся, – огорчился Маклей.
– Берите что есть, – сказала мадам Бабино. – У нас тут все-таки не обувная лавка.
Парни переобулись, и Эдуардо выстроил их в шеренгу. Придирчиво осмотрел каждого, проверяя одежду и снаряжение.
– Выньте все из карманов и оставьте здесь. Испанцы арестуют вас за все что угодно, а вы же не хотите сбежать от немцев только для того, чтобы оказаться в испанской тюрьме.
Потом он оделил каждого маленьким бурдюком с вином и узловатой палкой – посохом. Напоследок хлопнул по спине, едва не сбив с ног, напутствовав:
– Тишина. Всегда.
Они вышли из уютного тепла кухни на пастбище позади дома, залитое голубоватым лунным светом.
– Ночь – наша защита. Ночь, и скорость, и тишина, – повторил Эдуардо и вскинул руку, приказывая остановиться. – Жюльет пойдет последней. Я – впереди. Я иду – вы идете за мной. След в след. Никаких разговоров. Совсем. Вы замерзнете – сегодня ночью заморозки, – проголодаетесь и очень скоро устанете. Но продолжайте идти.
И Эдуардо двинулся вверх по склону.
Изабель замерзла почти сразу; холод пробирал сквозь шерстяной жакет, мороз пощипывал щеки.
Часам к трем ночи прогулка превратилась в настоящий поход. Подъем становился все круче, луна скрылась за невидимыми облаками, погрузив горы в кромешную темноту. Изабель слышала, как мужчины, идущие впереди, дышат все тяжелее. Они явно замерзли: почти у всех одежда совершенно не годилась для восхождений, да еще обувь не по размеру. Под ногами хрустели ветки, а когда они поднялись выше, из-под подметок посыпались камешки и шуршали, скатываясь по скальному склону.
Начался дождь. Ветер, поднявшийся со стороны долины, едва не сбивал с ног. Ледяные струи хлестали как плети. Изабель вся дрожала, дыхание с шумом вырывалось из легких, она задыхалась, но шла и шла. Все вверх и вверх, выше и выше.
Кто-то из четверки вскрикнул и упал. Изабель не разглядела, кто именно. Человек, идущий впереди, резко остановился, она наткнулась на него, парень запнулся, упал. Ударился о камень, выругался.
– Не тормозим, ребята, – Изабель постаралась, чтобы это прозвучало бодро.
Они взбирались вверх, пока Изабель не начала задыхаться уже на каждом шаге, но Эдуардо не давал пощады. Он остановился, только чтобы убедиться, что никто не отстал, и двинулся дальше, прыгая по камням, как коза.
Ноги у Изабель горели, и, несмотря на эспадрильи, постепенно набухали мозоли. Каждый шаг причинял дикую боль.
Час за часом, и еще, и еще. Изабель не просто запыхалась – она не могла вдохнуть, чтобы прохрипеть, как ей нужен глоток воды, – впрочем, Эдуардо все равно ее не расслышал бы. Где-то впереди пыхтел Маклей, он чертыхался всякий раз, поскользнувшись, и вскрикивал от боли.