Она больше не видела, куда идет. Просто брела вверх, натянув шарф на лицо и мучительно борясь с желанием закрыть глаза. Прерывистое дыхание сначала согревало шарф, а потом ткань замерзла, обратившись в кусок льда.
– Пришли, – донесся из темноты зычный голос Эдуардо. Так высоко в горах можно было не опасаться ни немецких, ни испанских патрулей. Здесь жизни угрожала только стихия.
Изабель повалилась прямо на острые камни. Вскрикнула от боли, но и только – на большее сил не осталось.
Со стоном «Боже всемогущий» рядом рухнул Маклей и тут же начал сползать куда-то вниз. Изабель вцепилась в его руку и удержала.
– Не здесь, – буркнул Эдуардо. – Пастушья хижина. Вон там.
Изабель еле встала. Последняя в цепочке, дрожа от холода, она дожидалась, пока поднимутся остальные. Обхватила себя руками в попытке удержать внутри остатки тепла, но там ничего не осталось. Она чувствовала себя цельным куском льда, в любой момент готовым расколоться. Сознание ускользало, приходилось то и дело встряхивать головой, чтобы сбросить наваливающееся оцепенение.
Потом она расслышала шаги и поняла, что рядом стоит Эдуардо, все лицо в ледяной крошке.
– Ты в порядке? – спросил он.
– Промерзла насквозь. На ноги боюсь смотреть.
– Мозоли?
– С тарелку размером, точно. Не пойму, башмаки снаружи промокли или изнутри пропитались кровью.
Слезы застывали, еще не пролившись, ресницы смерзлись.
Эдуардо взял ее за руку и помог добраться до хижины, где он уже развел огонь. Лед постепенно таял, и у ног Изабель быстро накапала с волос целая лужица. Англичане падали кто где стоял и, привалившись к деревянной стене, тут же тянулись за рюкзаками и принимались шарить там, доставая еду. Маклей махнул Изабель.
Пробравшись между остальными, она опустилась рядом с ним. В тишине, нарушаемой только сдавленными стонами и чавканьем, съела сыр и яблоки.
Как уснула, Изабель не помнила. Вот она вроде жует, а в следующую минуту Эдуардо уже будит ее и в грязное окошко пробивается сероватый дневной свет. Они проспали весь день, уже вечерело.
Эдуардо разжег очаг, сварил котелок эрзац-кофе. Доели хлеб и твердый сыр – неплохо, но совсем недостаточно, чтобы утолить голод.
Эдуардо пустился в путь бодрым шагом, ловко карабкаясь по обледеневшим, предательски скользким сланцевым плиткам козьей тропы.
Изабель выбралась из хижины последней. Тоскливо взглянула на тропинку. Горные пики скрылись под серыми облаками, крупные снежные хлопья заглушали все звуки, и лишь шумное дыхание путников нарушало тишину. Мужчины, один за другим, удалялись, превращаясь в черные точки на белоснежном склоне. Изабель решительно шагнула навстречу стуже и полезла вверх по тропе. В снежном тумане она не различала теперь ничего, кроме широкой спины карабкающегося впереди летчика.