Она убеждала себя, что это все война. Что он любит, но боится признаться, боится потерять ее; что если он заговорит о чувствах, будет еще больнее. Иногда даже сама в это верила.
– Насколько это опасно?
Снова молчание.
– Я тебя найду, – пообещал он. – Может быть, выберусь в Париж на денек. Сходим в кино, вместе посвистим на кинохронике, погуляем в саду Родена.
– Как настоящая парочка. – Она постаралась улыбнуться. Они всегда говорили друг другу что-нибудь в таком духе, делились мечтами о другой жизни.
Он прикоснулся к ее лицу – с такой нежностью, что у нее слезы навернулись на глаза:
– Как настоящая парочка.
В последние полтора года война становилась все ожесточеннее, а вместе с ней ожесточались и немцы. Вианна нашла и спрятала в приюте тринадцать еврейских детей. Сперва она обследовала ближайшую округу, следуя указаниям OSE[6]. Со временем настоятельнице удалось связаться с «Джойнт», Американским еврейским объединенным распределительным комитетом – группой, объединяющей еврейские благотворительные организации в Америке. Они поддерживали тех, кто спасал еврейских детей, и связали Вианну с другими нуждавшимися в помощи. Иногда матери приходили к ней сами и со слезами на глазах умоляли помочь. Вианна никому не отказывала, хотя каждый раз боялась до дрожи.
Шел июнь 1944-го. Неделю назад в Нормандии союзники высадили десант в сто пятьдесят тысяч человек. Вианна стояла в своем классе в приюте и смотрела на печальных ребятишек, понуро склонившихся за партами. Конечно, они устали.
В последний год бомбежки почти не прекращались. Налеты случались так часто, что Вианна уже не тащила детей в подвал, если сирены выли посреди ночи. Теперь она просто обнимала их покрепче, пока не прозвучит отбой тревоги и не смолкнут взрывы.
Впрочем, они никогда не замолкали надолго.
Вианна хлопнула в ладоши, привлекая внимание. Может, игра немножко поднимет настроение.
– Бомбежка, мадам? – спросил Эмиль. Ему исполнилось шесть, и о матери он больше не вспоминал. Когда спрашивали, отвечал, что она «заболела и умерла», и все. Он не помнил, что когда-то его звали Жан-Жорж Рюэль.
Пятилетний Даниэль тоже не помнил, кем был раньше.
– Нет, вовсе нет, – успокоила Вианна. – Просто я подумала, что у нас жарковато сегодня.
– Это из-за светомаскировки, мадам, – сказала Клодин (бывшая Бернадетт). – Мать-настоятельница говорит, что в шерстяной рясе чувствует себя копченым окороком.
Дети засмеялись.
– Жара лучше, чем зимний холод, – сказала Софи, и все согласно закивали.
– Я подумала, – продолжила Вианна, – что сегодня неплохо было бы…