Затем наступила пора отдельных слов, иногда без всякого смысла – просто чтобы напомнить себе, что она человек.
Изабель споткнулась и упала лицом в грязный снег.
– Встать! Марш!
Изабель не могла пошевелиться, но если она не встанет, ее ждет хлыст.
– Вставай! – крикнула Мишлин.
– Не могу.
– Можешь. Вставай!
Подруга помогла ей подняться.
Они заняли место в строю отобранных узниц и потащились вперед, вдоль кирпичной стены, под взглядами охранников на сторожевой вышке.
Идти пришлось два дня. Тридцать пять миль. Ночь провели на мерзлой земле, прижавшись друг к другу, уверенные, что не доживут до рассвета. Но их разбудили и погнали дальше.
Сколько умерло по дороге? Изабель хотела запомнить их имена, но от голода, холода и усталости сознание отказывало.
И вот они на железнодорожной станции, где их уже ждали вагоны, пахнущие смертью и экскрементами. В выцветшее белесое небо валил густой черный дым. Голые мертвые деревья. Ни птичьих криков, ни шороха, ни треска ветки под ногами. Тишина.
Изабель упала на жалкую горку соломы у стены вагона и скорчилась, сжавшись в комок. Сбитые колени подтянула к груди, обхватила руками в попытке сохранить хоть толику тепла.
Боль раздирала грудь. Ее скрутил приступ кашля.
– Вот ты где, – раздался в темноте голос Мишлин. Подруга опустилась рядом.
Изабель облегченно выдохнула и тут же закашлялась вновь. Прижав руку ко рту, почувствовала, как на ладонь брызнуло теплое. Кровь. Уже несколько недель она кашляла кровью.
Мишлин тронула ее лоб:
– Да ты вся горишь.
Двери вагона задвинулись, поезд дернулся. Вагон качало и мотало из стороны в сторону. Женщины сбились в кучку. По крайней мере, на морозе моча замерзнет в бочке и не будет расплескиваться.
Изабель прижалась к подруге и прикрыла глаза.
Издалека донесся пронзительный визг. Бомба. Поезд со скрежетом затормозил, и где-то совсем рядом ухнул взрыв. Вагон содрогнулся. Запах гари окутал все. Следующая бомба может попасть прямо в вагон, и тогда все закончится.
Четыре дня спустя поезд остановился в последний раз. Двери открылись. Снежно-белая равнина, чистоту которой нарушали только черные мундиры эсэсовцев.
Изабель села и с удивлением обнаружила, что не чувствует холода. Напротив, она вся взмокла.
Многие из подруг умерли за минувшие ночи, но сил на горе не было. Как и времени – помолиться, попрощаться. Немцы уже торопили:
– Schnell! Schnell!
Изабель растолкала Мишлин.
– Возьми меня за руку, – попросила она подругу.
Держась за руки, женщины встали. Изабель переступила через мертвое тело, с которого уже успели стянуть ботинки.