— Путь нам предстоит долгий? — спросил Козма.
— В мирное время хватило б недели, — пожал плечами Роджер. — Но сейчас война, дороги не спокойны… Зачем же я вас нанимаю? Собирайтесь, скоро выступаем!
Сделав знак Ги остаться с чужаками, рыцарь направился к выходу. И только на лестнице хватился шпор. Но возвращаться не стал.
«Следовало их сразу снять! — думал Роджер, спускаясь во двор. — Рыцарей с золочеными шпорами здесь не любят, и есть за что… Я в Иерусалиме два дня, могли и заметить. Теперь не страшно, к полудню будем уже за стенами!»
От этой мысли Роджер повеселел и даже затянул вполголоса гимн деве Марии, чего не позволил себе ни разу, с тех пор как появился в отвоеванном сарацинами Иерусалиме.
* * *
Повозка подъехала к Дамасским воротам со стороны рынка. Остановилась, подчинясь знаку стражника. Десятник, не спеша, подошел ближе.
Повозка была обычной: крытый парусиной верх, два окошка по бокам, задернутые шторами из синего бархата. Крепкие колеса, пара рыжих в упряжке, средних лет возница на скамье за хвостами жеребцов. Два всадника сопровождения: один уже немолодой, с загорелым морщинистым лицом, другой — мужчина в самом соку, высокий плечистый. Молодой одет непритязательно, на пожилом — роскошный сюрко, местами, правда, потертый. У обоих на поясе мечи, на головах — шапки. У пожилого — из бархата в цвет сюрко, да еще с павлиньим пером. Франки!
Мысленно помянув шайтана, десятник подошел к повозке и резко отдернул шторку. И сразу же оказался лицом к лицу с молодой женщиной. Та ойкнула и торопливо прикрылась платком, оставив открытыми только глаза. Десятник от неожиданности тоже смутился.
«Какие грубые лица у женщин у франков! — недовольно подумал он, отступая. — Скуластое, кожа загорелая… Не сравнить с нашими. Гурия! Ей только полы мести…»
— Кто такие? — сурово спросил десятник у подъехавшего пожилого франка, безошибочно определив в нем старшего.
— Паломники, — коротко ответил тот на лингва-франка. Голос у франка оказался густым и зычным. — Поклонились святым местам города Иерусалима и возвращаемся домой.
— Скажи своей женщине, чтоб вышла, — потребовал десятник. — Надо осмотреть повозку.
— Выездную пошлину я могу заплатить и без осмотра. Мы спешим: уже полдень, а дорога долгая.
Франк наклонился к начальнику стражи и вложил ему в руку золотой безант.
— Что везете? — поинтересовался десятник, пряча монету в кошелек.
— Себя! — пожал плечами франк. — Что можно вывезти из города, который захватили славные воины султана? Что тут осталось, кроме камней?
Слова франка, и даже не столько сами слова, сколько тон, с каким они были произнесены, вернули десятника в прежнее настроение.