Мигель, Сокорро, Рафаэль и Баудельо вздохнули с облегчением, когда шасси самолета, спускавшегося в темноте, коснулись земли. Но с облегчением пришло и осознание того, что начинается новый этап операции. Баудельо, следивший за гробами, снизил дозу снотворного, поскольку гробы скоро вскроют и вынут оттуда его пациентов, как он мысленно продолжал их называть.
Через несколько минут самолет остановился, двигатели стихли, и Фолкнер пошел открывать дверь. По сравнению с салоном самолета, где поддерживалась определенная температура, живой воздух оказался неожиданно душным и влажным.
Участники операции начали друг за другом сходить по трапу, и сразу стало ясно, что Мигель и Сокорро пользуются среди них наибольшим вниманием и уважением. Очевидно, такой прием был оказан им потому, что Мигель был главарем, а Сокорро представляла “Сендеро луминосо”.
Группа встречавших состояла из восьми мужчин. Даже в темноте, при слабом освещении, видно было, что это крестьяне — крепкие, коренастые, со смуглыми, обветренными лицами. Самый молодой на вид выступил вперед и скороговоркой представился: его звали Густаво.
— Tenemos ordenes de ayudarle cuando lo necesite, senor.[52] — И, повернувшись к Сокорро, Густаво добавил с поклоном:
— Сеньора, ваши узники поедут в Нуэва-Эсперансу. Путь составляет девяносто километров, большей частью по реке. Лодка готова.
Выходя из самолета, Андерхилл услышал эти слова.
— Каких это узников надо везти девяносто километров на лодке?
Мигелю вовсе не улыбалось, чтобы Андерхилл узнал название места, куда они направляются. Он и так уже достаточно долго терпел этого нахального пилота; сейчас он припомнил, как в Тетерборо тот встретил их словами: “Вы опоздали, черт побери!”, да и потом, во время полета, во всем его поведении сквозила враждебность. Теперь, будучи хозяином положения, Мигель презрительно бросил:
— Не твоего ума дело.
— Все, что происходит на борту этого самолета, — мое дело, — огрызнулся Андерхилл. И он взглянул на гробы. До сих пор он внушал себе, что чем меньше будет о них знать, тем лучше. Сейчас же, руководствуясь скорее инстинктом самосохранения, чем здравым смыслом, он решил выяснить все до конца, чтобы обезопасить себя в будущем. — Что там?
Не обращая внимания на летчика, Мигель приказал Густаво:
— Скажи людям — пусть выгружают гробы осторожно, не слишком трясут и не ставят на землю.
— Нет! — раздался возглас Андерхилла. Он загородил вход в самолет. — Вы не вынесете гробы, пока не ответите на мой вопрос.
От жары по его лысине и лицу струился пот.
Мигель встретился глазами с Густаво и кивнул. Тут же произошло какое-то движение, раздался металлический лязг, и Андерхилл увидел нацеленные на него дула шести автоматов — их уже сняли с предохранителей и взвели курки.