— Пожалуй, что так, — пробормотал Годой. Интервью приняло неожиданный оборот. Он бросил весьма мрачный взгляд на Кеттеринга, но тот не отступался.
— Так, значит, вы раньше не продавали гробы отдельно?
— Я решил, — гробовщик повысил голос, — что меня не касается, зачем ему гробы.
— А о том, чтобы сообщить об этом правоохранительным органам, полиции, например, вы не подумали? Позвонить и сказать: “Слушайте, ко мне обратились со странной просьбой, с какой до сих пор никогда не обращались, и я бы хотел навести справки о личности клиента”. Это вам в голову не пришло?
— Нет. С какой стати?
— Потому что клиент не вызвал у вас никаких подозрений?
— Верно.
Кеттеринг продолжал докапываться до сути:
— Но если он не вызвал у вас подозрений, то почему же, когда Родригес пришел к вам во второй раз, вы потихоньку записали номер катафалка, в котором он забирал гроб, и прятали этот листок бумаги до сегодняшнего дня?
— Слушайте! — взревел Годой. — Я сказал вам это по секрету, а вы…
— Одну минутку, господин владелец похоронного бюро! Вы ни словом не обмолвились о том, что хотели бы удержать этот факт в тайне.
— Значит, собирался сказать.
— А это совсем другое дело. Между прочим, до начала интервью вы сообщили нам цену — почти десять тысяч долларов за три гроба, — также не предупредив о том, что это не подлежит огласке. Судя по вашему описанию гробов, цена завышена?
— Парень, который купил гробы, не жаловался. А вам-то что?
— Возможно, у него были веские причины, чтобы не жаловаться. — Тон Кеттеринга стал холодным и обвинительным. — Не запросили ли вы непомерно высокую цену, потому что знали — заплатит, никуда не денется? Вы все время чувствовали, что что-то здесь не то, и хотели, пользуясь случаем, нагреть руки…
— Эй, я не обязан сидеть и выслушивать эту собачью чушь! Хватит с меня! Я выхожу из игры.
Обозленный Годой встал со стула и пошел прочь, непроизвольно сдернув микрофон. Когда он проходил мимо камеры, Минь инстинктивно направил на него объектив, и Годой оказался в кадре анфас при полном освещении — таким образом, он сам же нарушил правила конспирации. Позже этот кадр послужил поводом для споров.
— Ублюдок! — рявкнул Годой Кеттерингу.
— Вы мне тоже не нравитесь, — отозвался тот.
— Слушайте, — обратился Годой к Партриджу, — наш разговор отменяется. — Он указал на камеру “Бетакам”. — Чтобы не смели это использовать. Ясно?
— Я понимаю вас, — ответил Партридж. — Но я не могу дать вам никаких гарантий. Это решит телестанция.
— Вон отсюда!
Альберто Годой исподлобья наблюдал за тем, как четверка из Си-би-эй сложила аппаратуру и отбыла восвояси. На обратном пути из Куинса Дон Кеттеринг объявил: