Он уже стоял в дверях парижского отделения, собираясь направиться прямо в аэропорт, когда его позвали к телефону:
— Вас просит Лондон. На проводе Зик.
Зиком был Изикиел Томсон, шеф лондонского бюро, — огромный негр, жесткий и неприветливый; тем, кто с ним работал, казалось, что он был напрочь лишен человеческих чувств. Партриджа поразило, что Зик говорил прерывающимся, дрожащим голосом.
— Гарри, мне никогда не приходилось выполнять такую миссию… Я не знаю, как начать.., но я должен тебе сказать…
Кое-как Зику удалось договорить.
Джемма погибла. Она переходила оживленный перекресток в Найтсбридже и, как показывают свидетели, смотрела налево, а не направо…
О Джемма! Любимая, милая, рассеянная Джемма, которая считала, что в Англии все ездят не по той стороне, и еще не успела усвоить, что пешеход, когда он переходит улицу… Ее сбил вывернувшийся справа грузовик. Те, кто видел, как это случилось, утверждают, что водитель не виноват, он ничего не мог сделать…
Их мальчик — о том, что это был мальчик, Партридж узнал позже — тоже был мертв…
По возвращении в Лондон Партридж сделал все, что полагалось, а потом, оставшись один в квартире, плакал. Он не выходил из дома несколько дней, никого не желая видеть, а слезы все струились и струились из глаз — то была не только скорбь по Джемме, а все слезы, не выплаканные за долгие годы.
Он плакал по уэльским детям, погибшим в Абердине, чьи хрупкие тела у него на глазах выносили из ужасного месива.
Плакал по голодающим в Африке — люди умирали прямо перед камерой, в то время как Партридж с сухими глазами делал записи в блокноте. Плакал по всем тем, кого видел в местах трагедий, где, слушая рыдания по усопшим, заносил чужое горе в свой блокнот, но он всегда оставался журналистом, который должен делать свое дело.
Внезапно он вспомнил слова женщины-психиатра, сказавшей ему однажды: “Стресс накапливается, и ваши чувства оседают где-то глубоко внутри. В один прекрасный день они прорвутся, выльются наружу, и вы будете плакать. О, как вы будете плакать!”
Потом он постарался взять себя в руки и как-то наладить свою жизнь. Ему помогала работа на Си-би-эй — он был постоянно занят: одно сложное задание сменяло другое, и времени на воспоминания не оставалось. Не было такой “горячей точки” на земном шаре, где бы Партридж не побывал. Постоянно рискуя жизнью, он оставался жив — ему самому и другим уже стало казаться, что он неуязвим. А между тем шли месяцы, которые слагались в годы.
В последнее время бывали даже довольно продолжительные периоды, когда ему удавалось если и не забыть о Джемме, то по крайней мере не думать о ней. Но им на смену приходили другие — например, две недели со дня похищения семьи Слоуна, — когда она не шла у него из головы.