— Зато в люди выбились, — возразила Рита, подмигнув мне.
— И то правда, — согласилась хозяйка. — Не гнить же им тут.
— Священник Жиров в Горке тоже отсюда?
— Знаете? — приосанилась Степановна. — Наш! Племянник мой. Двоюродный. Но в деревне это, считай, как родной.
— И попадья его?
— Райка?
Степановна с отвращением сплюнула прямо на пол.
— Шалава! Она из Софьевки — это за горой. Но считается — из Прилеповки. После войны нас вместе стали писать. Раньше Софьевка сама по себе была. А потом решили, что надо вместе…
Степановна явно собиралась посвятить нас в особенности местного административного деления, но Рита, потихоньку достав из сумочки крохотный цифровой диктофон, перебила:
— А почему эта… шалава?
— Б… потому что! — снова сплюнула хозяйка. — С восьмого класса аборты лупить начала! Я аптеке всю жизнь, бабы из больницы все свои, знаю. Ее в этой Софьевке только лодырь в кусты не тягал! Бульбу школьники собирают, смотришь — уже побежала с кем-то в лесок! Шкура рыжая… Горело у нее там все.
— А Константин?
— Костик такой мальчик хороший был! — всхлипнула хозяйка. — Уважительный к старшим, послушный. В школе хорошо учился, потом в институте на бухгалтера… Когда мать узнала, на ком женится, неделю плакала. Что ж ты, дитятко родное, робишь… Кого ты в хату свою ведешь…
Степановна всхлипнула и пригорюнилась.
— Любовь…
— Какая любовь?! — вскипела Степановна. — Подсунула она ему дурню, а потом сказала, что беременна. Какая беременность? У нее после всех этих абортов никогда детей не будет, мне бабы из больницы сказали. А он, поверил… Я вам вот что скажу, — наклонилась Степановна к нам через стол. — Райка эта из дурной семьи, у них у всех глаз нехороший, а бабка ее вообще ведьма была. И она — вся в них!
— Да ну? — подзудила Рита.
— Точно! Вы меня послухайте. Родня Костика, как узнала, на ком он женится, Райку эту… Не хотели с ней знаться. Особенно брат Кости, старший, Иван. А она, конечно, злобу затаила. Тут была у нас свадьба: сестра матери Кости дочку замуж выдавала. Давно было, тогда еще все на свадьбы приезжали. Народу собралось много: и близкие, и дальние. Пришел дед один старый из Софьевки, колдун. У них там всегда колдуны жили. Один такой до революции был, все кругом боялись. А как помер — ох, как он тяжко помирал, потому что силу свою никому не передал — так по ночам стал ходить…
— Еретник?
— Во! И люди так говорили, а я забыла. Ходит, нечистик, зубами скрежещет, а поймает кого — так сразу грызть! Люди, как стемнеет, из хат не выходили. Мужики хотели на кладбище пойти, откопать — и осиновый кол ему в сердце! Кинулись — а гроба нет! Выкопали…