При последнем аргументе я умолкал. Природа жестоко пошутила над Стасом, наградив его блестящим умом и обделив остальным. Стас был мал ростом, толст и волосат. И хотя у него имелась подлинная родословная, подтверждавшая трехвековое дворянство, предки его прямо роились в Бархатных книгах, это, как и деньги, помогало плохо — женщины его избегали. Даже Стелла побрезговала…
* * *
Стас позвонил после полудня, когда я уже добивал купленный в газетном киоске детектив.
— Нашел! — без долгих предисловий сообщил он. — Онисим Брага действительно умер на Успение и отпет в церкви Покрова. Вообще странная запись — указано, что умер от «злого чародейства». Для конца восемнадцатого века — редкость. В отношении Ульяны Бабоед, как ты и говорил, записи об отпевании нет, но есть о крещении. Крестили на восьмой день после Успения 1877 года в церкви Преображения, отец — Микифор Бабоед, каменных дел мастер, и жена его Евдокия, урожденная Нестерович. Крестные из той же среды — каменных дел мастер и жена его…
— Спасибо! — сердечно поблагодарил я.
— Это еще не все, — довольно промолвил Стас. — Я на всякий случай в ревизские сказки заглянул — их как раз составляли после присоединения к России новых земель. Словом, к концу века у Микифора Бабоеда оставалось еще трое сыновей — Микифор, Микита и Микола. Почему-то все на «м», — хмыкнул он, — двое на момент переписи были уже женаты, но жили с отцом, дочь Ульяна не упоминается. Либо действительно умерла, либо вышла замуж. Что касается семейства Браги, то на момент составления сказок у них не указаны дети. То ли Онисим был единственным, то ли другие женились или вышли замуж и жили отдельно, — он помолчал и добавил. — Мне стало любопытно, от чего Онисим и Ульяна умерли такие молодые, и я полистал книги. Не похоже, чтобы в то время наблюдалась какая-то эпидемия. Количество отпеваний в течение года примерно одинаково.
— Ты чудо Стас!
— Кто б сомневался! — прыснул он, и я словно увидел, как расплылось в улыбке его широкое лицо. — А зачем тебе эти провинциалы? Для диссертации? Так не по теме.
— С командировкой хочу разобраться побыстрее.
— Правильно! — одобрил Стас. — Работы и здесь хватает. Когда вернешься?
— Завтра, — сказал я, еще не догадываясь, насколько легкомысленное обещание даю…
Спускаясь в буфет пообедать, я чувствовал себя не в своей тарелке. С одной стороны было радостно, что завтра уже можно было домой. Честно говоря, можно было и сегодня, но Николаю Ивановичу, любимому шефу, вряд ли понравится такая спешка — научная корректность требовала от меня пожертвовать еще одной ночью. Николая Ивановича в архиве любили все. Он не только закрывал глаза на наши побочные заработки (прекрасно понимая, что официальная зарплата дает нам только одно право — умереть с честью). Он искренне вникал в проблемы каждого, и не одна научная карьера стала следствием его внимания и поддержки. Моя не ладилась. Недописанная диссертация не первый год пылилась в столе, и «остепенившийся» год назад Стас имел полное право меня упрекать. Я же утешал себя тем, что у него, обделенного женским вниманием, больше времени…