Мама сделала глубокий вдох, расправила жакет и вернулась в мою палату. В тот момент она чувствовала себя глупо, ведь она поверила, что я была для Сигела чем-то большим, чем просто пациенткой, одной из многих. Чуть позже ко мне зашла доктор Руссо, и мама с трудом смогла заставить себя взглянуть на нее. Теперь доктор Руссо была нашей единственной надеждой. Но закончив осмотр, она повернулась к маме и проговорила:
– Мы с доктором Наджаром считаем, что необходимо провести еще одну люмбальную пункцию.
Поскольку мое состояние ухудшалось, мысль о повторной люмбальной пункции уже не казалась такой пугающей, как прежде. Но маму больше заинтересовало упоминание о новом враче.
– А что это за доктор Наджар?
– Он взялся за случай вашей дочери. Это блестящий врач, – сообщила доктор Руссо.
Доктор Сухель Наджар присоединился к врачебной коллегии после того, как ему позвонил доктор Сигел. Он разрешил несколько «загадочных» случаев, заслужив этим репутацию человека, к которому обращались в самых непонятных ситуациях. И вот доктор Багси передал ему свой самый трудный случай.
– Я ничего не понимаю, – признался доктор Сигель доктору Наджару. – Нужна ваша помощь.
* * *
Он перечислил все симптомы и предполагаемые диагнозы, противоречащие один другому. По мнению психиатров, причиной моего поведения была душевная болезнь, но увеличенное число лейкоцитов свидетельствовало об инфекции, а результаты всех других анализов были отрицательными. Доктор Наджар сразу же предположил, что у меня одна из разновидностей вирусного энцефалита – воспалительного заболевания, скорее всего, вызванного вирусом герпеса. Теория о шизоаффективном расстройстве показалась ему неубедительной, и он предложил начать вводить мне внутривенно противовирусный препарат ацикловир.
Но пришли результаты анализов на вирусы, и его догадки не подтвердились. У меня не оказалось ни ВИЧ, ни вируса простого герпеса типа А и Б; отрицательным был и анализ на вирусный энцефалит, поэтому доктор Наджар прекратил лечение ацикловиром. Другим вероятным диагнозом была аутоиммунная реакция; и здесь можно было применить экспериментальную иммунотерапию, которую доктор Наджар успешно опробовал на одном пациенте с воспалением мозга. Лечение включало стероиды, внутривенное введение иммуноглобулина и переливание плазмы.
– Думаю, необходимо немедленно начать введение иммуноглобулина, – заявил доктор Наджар, увидев, что исследования на вирусы дали отрицательные результаты.
Второго апреля мне начали проводить первый курс иммуноглобулина – всего пять капельниц. На металлической стойке над головой висели пакеты с прозрачной жидкостью, стекавшей прямо в вену. Каждый из непримечательных на вид пакетов содержал здоровые антитела более тысячи доноров крови; одна процедура стоила более 20 тысяч долларов. Ведь чтобы помочь одному пациенту, понадобилась тысяча жгутов, тысяча медсестер, тысяча вен и тысяча печений, которые выдают донорам для регуляции сахара в крови.