— Волнение при встрече с отцом может повредить вам, — холодно сказал Иво. — Не нужно быть лекарем, чтобы понимать это. Я отвечаю за вашу драгоценную жизнь. Если с вами что-то случится, что я скажу барону Мённикхузену?.. Нет уж! Потерпите, сударыня. Еще несколько дней отдыха, а потом… а потом посмотрим!
С этими словами Иво вышел из шатра. Во дворе он подозвал к себе брата и старуху и приказал им охранять и по возможности развлекать Агнес.
— Что, все еще не сдается? — насмешливо шепнул ему Христоф. — Говорил я тебе: пустая затея. Сердце ее уже ей не принадлежит.
— Если не сдастся — силой заставлю! — проскрежетал зубами Иво.
Можно было не сомневаться, что так и будет.
Страже Иво сказал:
— Вы головой отвечаете за то, чтобы госпожа не выходила из шатра и чтобы никто сюда не смел приблизиться. Если не поможет окрик, пускайте в ход меч — кто бы ни стоял перед вами — хоть Римский Папа.
Потом он вскочил на коня и во весь опор помчался к воротам Таллина.
Несколько часов спустя из города выехала группа знатных господ, чтобы осмотреть лагерь Шенкенберга. С одной стороны им, как и другим горожанам, хотелось удовлетворить любопытство — посмотреть на непобедимое воинство, полюбоваться на отнятый у русских шатер; с другой стороны, они должны были проинспектировать эстонское ополчение, дабы знать, на какие силы им можно рассчитывать в войне с русскими. В числе всадников были бургомистры Таллина Фридрих Зандштеде и Дитрих Корбмахер, начальник мызного отряда Каспар фон Мённикхузен и юнкер Ханс фон Рисбитер.
Мённикхузен после вынужденного бегства из Куйметса стал еще более угрюмым и вспыльчивым, между тем как юнкер Ханс по-прежнему отличался легкомыслием, хвастовством и слыл лгуном (оставалось удивляться, почему барон не замечал того, что ясно видели другие; как видно, старый Мённикхузен был очень глубоко погружен в свое горе); натура у юнкера Ханса была слишком мелкая, душа слишком низкая, чтобы сознание постигшего его несчастья могло в ней крепко укорениться. Не нужно здесь много и говорить: юнкеру жаль было потерять красивую невесту, и он не делал из своего сожаления тайны, делился им с каждым, кто только хотел его слушать, но он никогда не забывал прибавить, что уложил на месте дюжину русских и, наверное, освободил бы Агнес из их рук, если бы все мызные люди так же доблестно, как он, исполнили свой долг; однако, говорил он, не все мызные воины оказались воинами, иные — вроде юнкера Дельвига — оказались слабы, плохо подготовлены и потому сложили головы. Вместе с тем юнкер давал торжественный обет, что вырвет Агнес из «пасти льва», как только разбежавшиеся мызные воины опять будут в сборе… Если кто-нибудь удивлялся тому, что Ханс фон Рисбитер, перебивший двенадцать русских, сам не получил ни единой царапины, то «доблестный» юнкер пожимал плечами и давал понять, что в искусстве владеть мечом он достиг совершенства.