Увидев пестро одетых воинов Иво Шенкенберга, большинство которых составляли бывшие крестьяне и крепостные, юнкер Ханс наморщил нос и презрительно сказал:
— Я готов признать себя мужиком, если эти бродяги хоть одним глазом видели русских.
— Не только видели, господин юнкер, но и побеждали их, — заметил ему бургомистр Зандштеде.
— Хороши победители! — насмешливо возразил Рисбитер, геройски подбоченясь в седле. — Дайте мне с десяток бравых мызных людей, и я все это стадо доморощенных вояк мигом опрокину в море.
— Не делайте этого, уважаемый юнкер Рисбитер, — Зандштеде с тонкой усмешкой слегка поклонился хвастуну. — Это было бы не самое разумное действие, потому что сейчас упомянутые вами «доморощенные» вояки — наши самые надежные защитники.
— Сразу видно, что вы не воин, господин бургомистр, — скривился Ханс. — Иначе вы не стали бы так щедро раздавать столь почетные эпитеты.
— Воин я или не воин, но я все же вижу, что эти люди вернулись с победой и богатой добычей, а доблестный мызный отряд, бежав со своей земли, пришел к нам с пустыми руками, в поисках убежища. Что же касается дюжины убитых русских, то это, скажу вам, совсем просто. Я их сотнями в мыслях убиваю и сплю спокойно…
— Ого, вы хотите нас оскорбить! — вмиг загорелись глаза у Рисбитера.
— Тише, Ханс, — вмешался тут в разговор Мённикхузен; барон был серьезен и печален. — Нам, признай, нечем гордиться, ибо наше самое драгоценное сокровище в руках врага. Что уж теперь грудь раздувать!..
— О, Агнес, дорогая Агнес! — вздохнул Рисбитер, прижимая руку к сердцу. — Да, вы правы, барон. Враг самым подлым образом перехитрил нас и отнял наше сокровище… — он перекрестился и вознес глаза под небеса. — Клянусь всеми святыми, Агнес, я каждый божий день думаю о тебе… О, скоро ли настанет тот священный миг, когда я своими руками смогу вырвать тебя из пасти льва? Где найду я для этого подвига достойных соратников, чтоб прикрывали мне спину, чтоб защищали справа и слева?.. Куда девались все наши отважные воины, на которых можно положиться, как на себя самого?.. Увы! Крестьяне и крепостные носят теперь звание воина, а сын ремесленника Иво Шенкенберг, имени которого вчера еще никто не знал, которому отец его чеканщик доверял только лопату для угля и который не знает, как меч правильно держать… стал знаменитым военачальником! Подумать только — Ливонский Ганнибал… Я сейчас с лошади упаду.
— Разве имя Шенкенберга вам действительно больше ни о чем не говорит, юнкер Рисбитер? — спросил Зандштеде, улыбаясь. — Припомните-ка! Что случилось с вами и вашими приятелями год назад?