Он проспал, вероятно, около двух часов. А пробудился Гавриил от грохота взрыва и последовавших выстрелов аркебуз и пистолетов, криков. Он подумал сперва, что это барон Мённикхузен и рыцари устроили пальбу в честь невесты и жениха; потом решил, что рассорились между собой гости, как это нередко случалось на свадьбах того времени. Но, окончательно проснувшись, он заметил, что шум доносится не со стороны мызы, а из лагеря. Гавриил оглянулся на здание усадьбы. В окнах дома свет не горел, в доме царила глубокая тишина.
Мы должны здесь заметить, что лагерь был отделен от сада этим главным зданием мызы, поэтому Гавриил не мог видеть, что происходило в лагере. Он, не на шутку встревоженный, вскочил и прислушался. Шум все нарастал, и кроме аркебузных и пушечных выстрелов, уже ясно слышались лязг холодного оружия и брань.
Вдруг до слуха Гавриила донеслись испуганные крики: «Бегите, бегите! В лагере русские!..»
Теперь Гавриилу стало все ясно. Русские, большое войско которых размещалось в Пайде, каким-то образом проведали о свадебном пиршестве на мызе Куйметса и, справедливо предполагая, что бдительность стражи будет ослаблена, решили воспользоваться этим. И не ошиблись: даже те мызные воины, что несли этой ночью службу, оказались пьяны. Хорошо подгадали русские, когда напасть на лагерь…
Гавриил колебался — принять ли ему участие в схватке или спокойно дождаться ее завершения? В обоих случаях у него могли быть и свои выгоды, и свои неприятности. К кому же ему примкнуть? Мызных воинов, любителей легкой наживы, смелых в стае, трусливых по одиночке, Гавриил презирал и за них никогда не вступился бы, но сейчас поднять на них руку не мог — он ведь был гостем Мённикхузенов. А если он останется безучастным зрителем, можно опасаться, что русские примут его за одного из мызных вояк и тогда придется скрестить с нападающими мечи, чего делать не хотелось. Разумнее всего было бы сейчас спокойно уйти своей дорогой, пока еще это оставалось возможным. Но Гавриил все же не ушел. Он знал, что за садом простирается поле, а за полем поднимается густой лес, и уйти можно в любой миг, никто не заметит; и он остался на месте, настороженно озираясь, наблюдая, держа меч под рукой.
Тем временем в окнах мызы замелькали огни. Шум быстро приближался — как видно, русские уже ворвались на мызу. Да, в самих комнатах, в залах была отчаянная драка. Грохотали выстрелы, сполохи их выхватывали из тьмы окровавленные руки и лица бьющихся. Звенели клинки, со стуком падали опрокинутые столы и стулья. Что-то уже горело — видно, огонь занимался от упавших свечей… Вдруг переполошено закричали какие-то женщины, и Гавриил вспомнил про невесту, гордую дочь рыцаря. Со всеми колебаниями в его душе было разом покончено.