– Я хотел бы на время освободить тебя от обычной работы, чтобы ты занималась исключительно Виолой Сёдерланд, – сказал он.
Анника Бенгтзон посмотрела на него:
– Ты имеешь в виду найти? Живой? С целью доказать твою правоту?
Он, конечно, никогда не выразился бы столь прямо, но…
– Самому тебе так и не удалось добраться до нее тогда, когда все случилось, но, по-твоему, я смогу сделать это? Сегодня? Восемнадцать лет спустя?
Шюман и сам понимал, что его задание выглядит немного… трудным.
Анника повернулась к председателю правления:
– А как тебе нравится его идея?
– Пожалуй, стоит попробовать.
Ее глаза опасно сузились. Веннергрен посмотрел на часы и заерзал на стуле.
– То есть, по-твоему, нормально использовать ресурсы газеты таким образом? – спросила она.
Шюман почувствовал, что его сердце на грани остановки. Альберт Веннергрен улыбнулся немного неуверенно, ударил руками по подлокотникам и поднялся.
– Мне жаль, – сказал он, – но у меня назначена встреча, поэтому я должен бежать. – Он посмотрел на Шюмана: – Мы сможем скоординировать наши действия ближе к вечеру? – А потом повернулся к Аннике Бенгтзон: – Я так много слышал о тебе, было приятно встретиться лично.
Она поднялась, пожала его руку, хотя и выглядела удивленной.
Шюман закрыл лицо ладонями.
Анника посмотрела на главного редактора и попыталась понять, что, собственно, происходит. Он выглядел жалко с взъерошенными волосами, небритый и, если она не ошиблась, одетый точно как вчера.
– Что Веннергрен здесь делал? – поинтересовалась она. – Чокнутый блогер – вряд ли ведь вопрос правления?
Шюман тяжело вздохнул и откинулся на спинку офисного кресла.
– Собственно, мы планировали сообщить о моем уходе с поста главного редактора в пятницу, но в сложившейся ситуации это невозможно, – сказал он. – Тогда плебс посчитает, что они победили, и это станет моим некрологом. Я вроде как ушел из-за обвинений в блоге…
– А почему ты должен уходить? Тебе же еще много лет до пенсии?
– Я решил, что больше не могу, – признался Шюман и закрыл глаза.
Она посмотрела на него – дышит тяжело, рубашка несвежая. Он являлся главным редактором самого крупного медийного органа Швеции (по крайней мере, с точки зрения бумажного тиража). И обладал огромной властью, но и она не обеспечила ему иммунитет от собственного оружия. Наоборот, пожалуй, и ей уже приходилось видеть подобное множество раз: журналисты становились самой уязвимой профессиональной группой из всех существующих, когда дело касалось «публичной порки», и чем круче считался репортер, тем более незащищенным он оказывался. Любая попытка критиковать критика заканчивалась негодующими воплями. А обвинить главного редактора в подтасовке данных было в тысячу раз хуже, чем политиков или директоров банков.