Шюман откинулся на спинку кресла и тупо уставился в стену перед собой.
– …Комитет по радио– и телевещанию и омбудсмену юстиции…
– Господи, сколько общественных ресурсов коту под хвост, – сказал он. – Это же все чушь.
Репортер замолчал.
– Чушь?
– Везде результат будет нулевой, неужели трудно понять?
– Таков, значит, твой комментарий, что это все чушь?
– Можешь быть уверен, черт тебя побери, – сказал он и положил трубку.
Потом поднялся и сделал три круга по комнате.
Так ему и надо, этому дьяволу.
А затем он стоял и смотрел на свою книжную полку. Гюнтера Вальрафа неслыханно критиковали и опровергали на протяжении всей карьеры, его пытали греческие полицейские, сажали в тюрьму и обвиняли, без всяких на то оснований, в сотрудничестве со Штази. Ян Гийу разоблачил шпионаж соцдемов в отношении собственного народа, он тоже сидел в тюрьме, и его несправедливо обвиняли в том, что он агент КГБ. Подобное зачастую случалось с независимыми репортерами, им приходилось принимать удары от истеблишмента, это было частью работы.
Шюман почувствовал, как к нему постепенно возвращается душевное равновесие.
«Свет истины» едва ли принадлежал к властям предержащим. Сетевые тролли состояли сплошь из мелких людишек, в обычных условиях не способных постоять за себя, тех, кого он и поставлен был защищать.
Однако постепенно его начали одолевать сомнения.
Интервью с репортером новостного агентства, пожалуй, получилось не особенно сбалансированным.
Он посмотрел на телефон, поколебался секунду, а потом нажал ноль для выхода на коммутатор.
– Меня больше ни для кого нет сегодня.
И тут его охватил страх.
Что он наделал?
Чушь?
О боже, за эту выходку он еще поплатится.
Домовладельца Каггена звали Ханс Ларсен, и он жил по адресу Валёвеген, 73, всего в какой-то сотне метров от лесного массива, простиравшегося в сторону Кроктрескена. Нина припарковалась рядом, вышла из машины и заперла ее. Отсюда ей не было видно тропинку, по которой она совсем недавно начинала прогулку к месту преступления.
Дом, служивший жилищем Каггену, заметно отличался от других в том же районе. Одноэтажный, с плоской крышей и маленький по площади, он казался бедным родственником среди своих шикарных соседей, построенных или модернизированных за последнее десятилетие. В результате они получили слегка наклонные крыши, преимущественно покрытые черепицей, но не номер 73. Его фасад из темно-коричневых деревянных панелей давно требовалось покрасить. Почтовый ящик висел наискось, ни о каких клумбах у крыльца не было и речи. Окна закрывали грязно-белые занавески, мешая заглянуть внутрь.