Когда карамельная крошка, сладкий соус и бельгийская клубника стояли на столе, даже Серена сдалась и тоже взяла себе тарелку.
Потом Джимми исчез в своем гибриде кабинета и библиотеки. Эллен и Анника загружали посудомоечную машину. А остальные устроились перед телевизором.
– А разве мы не должны быть у папы на этой неделе? – спросила Эллен, ставя вилки в предназначенное для них отделение корзины для столовых приборов.
Анника как раз вытирала мойку.
– Да, собственно, но папа плохо себя чувствовал, и ему надо много сделать по работе…
– Но ведь у тебя и Джимми тоже много работы.
Анника отложила в сторону тряпку, села на стул у кухонного стола и посадила дочь на колени.
– Мне только в радость, когда вы можете быть со мной, – прошептала она и поцеловала ее в ухо.
– А ты не хочешь переехать домой снова? К папе?
Анника почувствовала, как у нее напряглись руки. Они хотели убрать, оттолкнуть девочку подальше.
– Мы с папой больше не любим друг друга. Я сейчас живу здесь, у Джимми.
– Но папа любит тебя. Он так сказал.
Анника сняла дочь с коленей.
– Спасибо за помощь, – сказала она. – Пойди поиграй. А потом еще долго сидела на кухне одна.
Я не понимаю, почему так происходит, как они могут быть такими совершенными, своеобразными. Порой я вижу себя в них и, пожалуй, Ингемара, но прежде всего они уникальны. Набор наследственных признаков у всех троих точно один и тот же, я это знаю, никогда не была ни с кем другим, кроме Ингемара, и, несмотря на это, они такие разные. Невозможно даже понять, что они родные братья и сестра.
Они часть меня, я зачала, выносила, родила их, но, начав дышать самостоятельно, они целиком и полностью стали принадлежать самим себе. Я не часть их. И меня столь же легко заменить, как и их отца. От этой мысли у меня перехватывает дыхание. Собственноручно нанести себе такую рану, отрезать по живому часть себя, можно ли жить потом? Возможно ли это?
Мужчина расположился среди низких елей на лесной опушке. Эксперты все еще трудились в доме. По меньшей мере три, пожалуй, четыре человека – он видел их тени, которые резко очерченными пятнами чернели на фоне задернутых занавесок. И честно говоря, проникся уважением к их кропотливой методичной работе, некой гордостью за них: они серьезно отнеслись к своему заданию. Опять же, если им пришлось возиться так долго, значит, и он не оплошал, во всей красе продемонстрировал свои профессиональные навыки.
У него хватало терпения. Он никуда не спешил. Рано или поздно она должна была появиться. Ожидая, он сфокусировался на дыхании, это позволяло ему не уходить от реальности, заставляло постоянно находиться здесь и сейчас.