Единственным 'пришлым' в разбойничьей ватаге был как раз Чтвртак. Впрочем, 'пришлым' он считался условно: отец его — богатый седлак–арендатор из села, принадлежавшего одному из панов по соседству от влченишевых земель — с отрочества отдал младшего сына учиться на священника. Думал он, что разумный парнишка таким образом выбьется в люди, будет избавлен от налогового бремени и тяжкого крестьянского труда на чужой земле. И вправду: Чтвртак прилежно изучал всё, что необходимо будущему католическому ксёндзу, и вскорости собирался держать испытание перед духовной коллегией в бенедиктинской обители Пражского Места. Но, как говорится, человек предполагает…
Сперва старшего брата Чтвртака в счёт 'десятины' угнали монголы куда–то на балканские рубежи. Потом озлившийся на что–то пан приказал схватить отца и забить батогами, да так, что явившийся как раз на другой день на вакации Чтвртак только и успел, что закрыть страдальцу глаза. Вслед за мужем от сердечного приступа в ту же могилу легла и матушка…
Одним словом, должности ксёндза в каком–нибудь тихом приходе крестьянский сын так и не получил. На следующую ночь после похорон полыхнул деревянный замок обидчика, а по росной траве в сторону леса протянулась цепочка следов…
Вот такими были наши новые союзники. Да, союзники, поскольку земан Жбан твёрдо решил повидаться с сыном своего кума и по мере возможности споспешествовать его мести подлому захватчику. Люди земана ничего против не имели, ну и мне, естественно, пришлось поддержать пана Яна. А как иначе: в одиночку по зимней Богемии путешествовать опасно, да и Жбан при попытке покинуть его общество мог бы сильно огорчиться и огорчить меня. Например, укоротив на голову. Нет уж, как–нибудь воздержимся от резких движений… Тем более, что хотя мы с земаном имеем различные тайные поручения, однако руководство Славянского братства могло вполне резонно поинтересоваться: с какого перепугу некий жатецкий трактирщик вдруг покинул отряд на полпути?
Так что, когда вся наша орава после полудня лесными тропами приблизилась к тайной базе разбойников (или, учитывая то, на кого их удар был направлен, правильнее назвать повстанцами?), где скрывался свойственник нашего земана, я твёрдо знал: с этими обезбашенными ребятами придётся идти до конца, а там — будь что будет!
Ввиду того, что наши новые знакомцы по лесу передвигались исключительно пешими — на вопрос Франты Жбана, куда они подевали трофейных монгольских коней, последовал уклончивый ответ 'весны в надёжном месте поджидают' - мы тоже вели лошадей в поводу. Нельзя сказать, что пешее путешествие по заснеженному лесу доставило мне большое удовольствие: местами я проваливался в снег гораздо глубже, чем 'по колено'. По идее, тут могли бы помочь лыжи, но, во–первых, их не было, а во–вторых лично я сроду не умел на них ходить. Как–то не представлялось возможности: всю свою прежнюю жизнь я провёл в южных городах, где зима достаточно сырая и снег лежит плохо (а кое–где и вообще практически отсутствует), а в нынешнем четырнадцатом столетии пока что не ставил перед собой такой задачи: и без того были проблемы, которые пришлось решать в первую очередь. Так что вымотался я за время перехода изрядно, тем более, что пришлось тащить ту самую резервную сокирку, которую расщедрился выдать мне земан. Не понимаю: на что оно мне? Пользоваться им всё одно не умею, топорник из меня — как из Ельцина викарий. В бою, по–моему, гораздо эффективнее мне могут послужить изготовленный жатецкими умельцами по моему заказу двуствольный пистолет с кремнёвым замком — сумасшедший прогресс и вундервафля по нынешним временам, где единственным образцом огнестрельного оружия являются кустарные модфы: короткие сварные стволики на дли–и–инных древках, при стрельбе ставящиеся на палки с рогульками. Управляются, кстати, с этим чудом оружейного прогресса, аж вдвоём: один, условно говоря, 'целится', поворачивая конструкцию в направлении противника, а второй железным прутом с тлеющим фитилём поджигает сбоку порох у затравочного отверстия. Страшное оружие, простиххоссподи!