И меня тоже поражал вспыхнувший в Петре Ильиче интерес ко мне и к Игнату. Пока не осенило: да мы для него — все! Единственные люди на земном шаре, которые продолжают считать его живым и честным! Которые удостоверят: да, капитан РККА Петр Ильич Халязин присягу не нарушил и до конца дней своих сражался с врагом. Нам поверят, а не этой Шумак, которая ночует у него.
Когда я сказал об этом Игнату, тот побледнел.
— Не поверят мне, не поверят! Ты себя береги — ради него. А я — святые мне помогут — спрячу его в Польше, во Франции!
И на фронте удача за удачей. Эпопея на Курской дуге завершилась. Обер-лейтенант Шмидт получил из Варшавы четкое указание: незаметно вывозить в Германию все действующее оборудование. Фронт катился на запад, темпы продвижения опрокидывали все наши расчеты, вставал вопрос: а что дальше? Отступать с немцами или уходить в лес? А куда девать Петра Ильича? Что делать ему вообще? Прятаться в городе до прихода наших или уходить в неизвестность, в Европу, которая уже простреливалась насквозь? Исчерпаны ли его возможности оставаться обер-лейтенантом Шмидтом?
Тьма вопросов — и ни одного ответа. Гарбунец, полтора месяца не дававший о себе знать, вдруг обратился с подобострастной просьбой: ему нужны деньги, большие деньги, дайте мне, пан управляющий, возможность заработать их. Он, видите ли, хочет упрочить статус свой, обосноваться в генерал-губернаторстве, а там другие порядки, надо пройти легитимацию, и. чтоб задобрить полицию и родственников, нужны деньги, большие деньги.
Подумать только: Игнат Барыцкий и Юзеф Гарбунец — одной крови! Неужели этот слизняк полагает, что Красная Армия остановится на границах 39-го года? Не войдет в никем не признанное генерал-губернаторство?
— У вас там родственники?
— Пан управляющий, бедняки есть везде, даже в Австралии, и раз ты поляк, то родина твоя там, где беднякам живется чуть получше…
Он дурачил меня, этот пройдоха. Попугивал даже, нагло демонстрируя униженность свою, зависимость от меня… Мутно и нехорошо стало от разговора с ним, и обдумать его не удалось.
Громом среди ясного неба прозвучало известие из Варшавы: арестован Сергей Александрович Тулусов!
Весть эту привез варшавский связник Игната, парень скромный, с робкой улыбкой, с мечтательными глазами на бледном лице. Не поверив ушам своим, Игнат позвал меня, и парень, по-военному вытянувшись, доложил: да, взят контрразведкой абвера, увезен под Варшаву, в абверовскую школу, содержался там в карцере, на допросах, видимо, молчал и на сотрудничество не пошел, потому что вчера утром переведен в тюрьму Павяк, а оттуда одна дорога — на аллею Шуха, в гестапо.