ВСЯЧЕСКИЕ НЕЯСНОСТИ
(31 мая 1936)
Народ переводчиков. Мы прославляли себя открытым народом, потому что мы так рьяно переводим, а переводы занимают столь важное место в нашей национальной литературе. Зачастую из этого факта выводили даже весьма причудливую психологему, которая выглядела примерно так: поскольку мы, немцы, географически проживаем в центре Европы, нам самой судьбой назначено быть носителями европейского духа. В связи с чем мы все ужасно гордились, как будто нет иного, куда более прозаического объяснения, которое сейчас снова подтверждается: немецкая литература никогда не знала недостатка в своих значительных писателях, но их снова и снова затирали и затаптывали всякие другие писатели, тоже свои, но другие. В последний раз - лет этак тридцать-сорок назад - немецкая литература оправилась уже с трудом, по необходимости опираясь на русскую, скандинавскую, французскую литературу, потому как сама напрочь была заполонена родными сорняками, которых ее естественная, невыкорчеванная почва неизменно производит в куда большем количестве, нежели культурных растений. Кого-то внуки наши будут переводить?
Что говорит Лихтенберг? "Мне кажется, немец особенно силен в тех оригинальных произведениях, где до него уже как следует поработал какой-нибудь другой чудак; или, иными словами, немец в совершенстве владеет искусством оказываться оригинальным в подражании." Почти полтора века прошло с тех пор, как это написано! Но ведь это означает: не раса, а судьба!
Никакой ошибки. В собрании автографов один из поэтов оставил такое вот изречение: "Высшее искусство: самые глубокие вещи говорить гладко". Но гладко - это ровно, плоско, то есть тут, очевидно, описка - или все же нечаянная правда? Ибо сочетание глубины замысла с гладкостью исполнения издавна считается у немцев критерием истинной поэзии. Об этом еще много всего можно было бы написать; но не трудись понапрасну: то, что "гладко" наряду с "ровно" и "плоско" имеет еще и второе, чреватое подобными вот двусмысленностями значение в смысле: "просто", "ясно", "понятно", "неухабисто", "близко к земле" - все это выражено в самом слове!
О несущественности в литературе, ее неплодотворности и о корнях этого недуга написано, хотя и по совсем другому поводу, еще у Томаса а Кемписа, в его "Imitatio Christi" {"Наследник Христа" (лат.).} в главе о том, как избегать лишних слов: "Но отчего мы так любим говорить и рассказывать друг другу, ежели, впадая в молчание, мы столь редко не тревожим нашу совесть? Мы оттого так любим поговорить, что уповаем взаимными речами утешить друг друга, желая облегчить наше сердце, утомленное всякими мыслями. А паче других любим мы говорить и думать о тех вещах, которые любим очень, к которым вожделеем, или о тех, которые противны нам. Но увы! Как же часто напрасны и тщетны наши речи. Ибо сие внешнее утешение есть немалый вред утешению внутреннему, божественному". Все это вполне приложимо и сегодня к литературе подлинной и литературе мнимой, хотя о них тут ни слова не сказано.