Лиз возвращается к стойке, и я решаю сбегать в бар сообщить Джино, что сегодня и не мой день, что я вынужден торчать в отеле до самого утра. Не потому, что нуждаюсь в его сочувствии, а потому как знаю, что непременно возгорюсь желанием промочить горло. Джино не раз приносил мне стопки с водкой. Иногда я плачу за них, чаще выпиваю на халяву. В особенно тяжелые минуты он всегда готов протянуть руку помощи. Впрочем, после сегодняшней ревизии, допускаю, ему будет вовсе не до меня.
В баре, когда я вхожу, полно народу. Гомон стоит — хоть уши затыкай. Свободных мест нет, в пепельницах горы окурков. Шум такой, что удивляешься, как люди, оживленно болтая, слышат друг друга. Громче всех галдит компания парней в дальнем углу зала. На их столике «Дом Периньон» урожая 1995 года. У бара две молодые красотки аплодируют Джино, а тот выделывает фокусы с шейкером, будто Том Круз в «Коктейле». В такие минуты в каждом движении бармена сквозит талант суперзвезды. Наш бар в сравнении с остальными — теми, что вечно до отказа набиты, и теми, которые почти отжили свой век, куда ходят лишь жалкие старики со скоплением газов в желудке, — в полном порядке; у нас благодаря Джино место особенное.
Стою в углу и наблюдаю, как он работает. Протягивает девицам бокалы с «Метрополитеном», пытается загнать им «Берритини» собственного изобретения: мартини с черникой. И тут же идет проверить, не закончилось ли у ребят за дальним столиком шампанское. Вполне понятно, почему он лишь счастлив лишний раз наполнить их бокалы — за бутылочку «Дом Периньон» клиенты выкладывают целых сто семьдесят два фунта. Проходя мимо мистера Мастерсона, Джино предлагает зажечь его сигару стоимостью в пятьсот фунтов, отвешивает неглубокий поклон, возвращается к стойке, на ходу получая заказ на бокал виски «Талискер» двадцатилетней выдержки, за который берет еще сорок фунтов.
— Джино, — окликаю его я, подходя.
— А, привет, друг! — Его глаза светятся довольством коммерсанта.
— Пришел сказать, что вынужден работать в двойную смену. Так что, если возникнут какие-нибудь неприятности, обращайся.
— Ага, непременно. — Джино делает шаг в сторону, уступая место Франческо, который собрался подсчитать выручку. — И, если появятся излишки, принесу угостить.
— Гм… — Улыбаюсь.
— Когда свалит долбаный проверяющий, — добавляет Джино, кивая в сторону подсобного помещения.
— Он до сих пор здесь? — спрашиваю я, удивляясь, что Джино так смел почти у ревизора перед носом.
— Через десять минут уйдет, — говорит бармен, грозя кулаком в сторону подсобки. — Не тянул бы резину, — добавляет он громко, но прикрывая рот рукой. — А то чувствуешь себя не в своей тарелке, мать твою.