Входя в роль, я оглядел мастерскую и сказал, что для стольких людей комната маловата.
— Вот сами убедились! Повернуться негде! — воскликнул мастер. — Заказчики приходят, любители скрипок заглядывают. Знаете архитектора Савватеева? Частый посетитель. А то еще кинорежиссер Разумов… А когда соберутся все ученики да заказчики — какая уж тут работа?.. Базар! А в нашем деле тишина нужна, проникновение…
О попытке взломать несгораемый шкаф он почему-то молчал.
Я начал говорить о знаменитом Витачике — основоположнике советской школы скрипичных мастеров, о том, что он создавал скрипку, пользуясь научными методами.
— Умница! — поддержал меня мастер. — Въедливый! И бо-ольших способностей!
— А Подгорный? Мне приходилось видеть альты его собственного стиля… У Подгорного осталось много рукописей. Он раскрывает в них все свои производственные секреты…
Андрей Яковлевич метнул на меня испытующий взгляд, кашлянул, перевел глаза на деку и как ни в чем не бывало опять склонился над ней. Потом, не поднимая головы, елейным голосом спросил:
— Вы и Фролова изволите знать?
— Да, бывал у него и у Морозова. В Государственной коллекции немало их инструментов! Настоящие художники!
Золотницкий вскочил с табурета и, стукнув кулаком по столу, воскликнул:
— Художники божьей милостью! А сколько таких было? Сколько осталось? — Он выбежал на середину комнаты, выдвинул ящик стола, схватил книжечку в серой обложке. — Вот, — поспешно листал он каталог Государственной коллекции смычковых инструментов, — посчитайте, как много итальянцев, как мало наших!
Слушая взволнованную речь старика и глядя на его порывистые движения, я понял: если такой человек вспылит, быть грозе!
— Скажите, уважаемый, — проговорил Андрей Яковлевич, стремительно опускаясь передо мной на стул, — кто, когда и где рассказал народу о наших успехах, о наших неудачах?! Кто громогласно заявил, что мы, мастера, уходим, а заменить нас некому? — Он развел руками. — Некому-с!
— Ну, об этом пишут. В газетах было, в журналах…
— Пишут? Я покажу, что пишут! — воскликнул мастер и — откуда что взялось! — вскочил, стремглав понесся во вторую комнатку, плотно закрыл за собой дверь.
За ней слышались гулкие шаги по каменному полу, шуршание бумаг, бормотание. Я думал, что самое главное — оградить старика от волнения, а тут с первых же шагов, правда неумышленно, взбудоражил его. Через некоторое время Андрей Яковлевич высунулся из-за двери и пригласил меня войти. Я вошел. Сев на порыжевший диванчик, Андрей Яковлевич низко склонился над какой-то папкой, стал перебирать журнальные и газетные вырезки.