Я только головой покачал. У местных правителей мозги есть? Ввести налог на рыбалку! Казне урон, и людям плохо. Внезапно меня осенило.
– Салли! – спросил я. – Где можно купить тонкий, но прочный шнур?
– Идем! – сказала она.
Мы направились в вещевой ряд, где я приобрел моток шнура. Как мне объяснили, его используют при шитье палаток. Пропитанный воском, шнур не боится воды – что и требуется.
– Зачем он вам? – заинтересовалась Салли.
– Мирку привязывать! – просветил я.
Салли насупилась: поняла, что шучу. Горностайку, чтоб не привлекать к себе внимания, мы оставили дома. Ясень пень, что не привязывали. Мирке перекусить этот шнур, что мне сглотнуть.
В вещевом ряду торговали одеждой. Просили дорого. Мундиры гленских солдат, содранные с трупов, ценились в пять силли. Вороха их, даже не отстиранных от крови, высились на возах. Мародеры… Хоть бы тела закопали. Салли посоветовала купить полотна на рубашку. Та, что на мне, сказала она, сшита из дорогой ткани. В мастерской я ее мигом прожгу. При ковке металла летят искры, а фартук не спасет. Поэтому Клаус, работая, надевал простые рубашки. Ее мать их сошьет. В словах девочки был резон. Я подумал и достал из сумки чулки маркитантки.
– Возьмешь? – спросил продавца.
– Не новые! – скривился тот.
– Зато шелковые! Предлагаю обмен: чулки на полотно.
– Десять локтей за пару! – встряла Салли.
– Ты что, девочка! – возмутился продавец. – Какие десять? Пять за все. Как раз на рубашку.
– Мастер высокий! – возразила Салли. – Ему нужно много полотна. Чулки стоят не меньше силли. Не хотите, сама продам!
– Какой силли! – забормотал продавец и спрятал чулки. – Ладно, на две рубашки…
Полотно он отмерял с лицом сына, потерявшего мать, и я не стал предлагать ему ленты маркитантки. Лучше подарю Салли. Задумано – сделано.
– Что вы, мастер! – смутилась девочка. – Это дорого!
– Мне они ничего стоили – трофей. Носить их не могу – волосы короткие, – я снял шляпу и провел ладонью по стриженой голове. – К тому же могут неправильно понять.
Салли прыснула и забрала ленточки. Скатав их, засунула в рукав.
…Мирка встретила нас у ворот. Принюхавшись, прыгнула в корзину и затанцевала на тушке битого поросенка.
– Будет тебе печенка! – успокоил я.
Перед тем как разделать свинку, я осмолил ее и выскреб шкуру ножом. Мирка, получив печень, утащила ее, перед этим подозрительно глянув на Салли: не вздумает ли отбирать? Поросячью голову и ножки я бросил в глиняный горшок (посуды в доме хватало), залил водой и, посолив, поставил томиться на угли. Оставшуюся тушку отнес в ледник. Он представлял собой погреб, где грудой лежал пересыпанный опилками лед. Он потихоньку таял, но хватит еще надолго. Затем я притащил доску, вымыл ее и запряг Салли мешать тесто. В сарае нашлось круглое полено. Закрепив его в токарном станке, я подогнал бабку с конусом и сходил к водяному колесу. Затвор представлял собой заслонку, укрепленную в пазах. Я потянул ее вверх, вода хлынула в желоб, и деревянное колесо высотою в полтора человеческих роста медленно завертелось. Ось с насаженными на нее деревянными «пальцами» привела в движение зубчатый барабан на конце бревна, торчавшего из стены. Я вернулся в мастерскую. Зажатое в шпинделе полено быстро вращалось. Взяв резец, я подогнал суппорт и в два счета выточил из полена скалку с ручками. Салли тем временем справилась с тестом. Я оторвал комок, шлепнул его на доску и раскатал до нужной толщины. После чего нарезал ножом на тонкие полоски.