Нас взяли на базе империи, куда выманили для отчета. Поначалу мы сочли это ошибкой. Предположить, что миротворцы убивали детей, мог только больной человек. Но больными они не были. Империя бодалась с Россией, мы подвернулись под руку. Объявить русских садистами – что может быть лучше? Я предложил снять запись с мнемосканера. Пусть судят за расстрел банды – и только меня. Парни не виноваты: они выполняли приказ. Мне ответили, что мнемозапись не доказательство. Сканеры появились не так давно, вживлены немногим. Адвокаты нашли экспертов. Те подтвердили: мнемозапись подделке не поддается. Их мнение проигнорировали. Россию следовало наказать, империя не хотела упускать случая.
Муса в деле не фигурировал. Объявили, что террористов расстрелял имперский дрон. В сеть выложили фотографии: горелые остовы машин, разбросанные вокруг них тела. Даже на этом империя зарабатывала очки.
За процессом стоял режиссер. Россия пыталась протестовать, слала дипломатические ноты, но напрасно. Меня приговорили к пожизненному заключению, парней – к двадцати годам каждого. На суде мы отрицали вину, обвиняли следствие в фальсификации дела. После приговора Россия пообещала пересмотреть ряд соглашений. В Брюсселе поняли, что перегнули палку. Нам предложили помилование – если признаем вину. В конце концов дело сделано: Россия скомпрометирована, общественное мнение создано, мавр может уходить. Держать его в тюрьме нет смысла.
Мы отказались. Это сломало сценарий. Помилование он предусматривал, а вот отказ от него – нет. Такое не предполагалось в принципе: как это, предпочесть свободе тюрьму? Растерялись и придворные журналисты. Некоторые пытались вякнуть: русские по натуре – рабы, поэтому выбирают неволю. Не прокатило. В Сети есть идиоты, но их не так уж много.
В тюрьме меня посетила Катя. Она принесла мне Мирку – чтобы не скучал. Ей это разрешили, так же, как свидание. Видимо, рассчитывали, что Катя уговорит меня. Они не знали о ее даре. Для снятия мнемозаписи нужен прибор, сестре он не требовался. Катя ушла в слезах. Я надеялся, что она расскажет отцу и тот вмешается. Не получилось.
Нас отправили в Рудник. Эта шахта-тюрьма пользовалась дурной славой. Сюда отправляли серийных убийц, маньяков и прочих отморозков. В Руднике добывали радиоактивные металлы. Фонило там так, что ломалась даже защищенная электроника. Я знал это как никто другой, поскольку ее ремонтировал – образование и квалификация позволяли. Парни вкалывали в штреках. Кормили в Руднике скудно, а высокая радиация гарантировала лучевую болезнь. В империи рассчитывали, что мы сломаемся. Не вышло. Тогда нас начали бить. Строили в бараке, выводили одного и месили его дубинками на глазах у остальных. Другие охранники в это время держали нас на прицеле. После нескольких экзекуций я понял: будет взрыв. Парни бросятся на охрану, и их перестреляют. Возможно, этого и добивались. Империя загнала себя в угол и теперь не знала, как из него выбраться. Гибель русских во время бунта могла стать подходящим выходом.