— Рамаль… — прохрипел он и встал из-за стола. Мой взгляд скользнул с его лица вниз, к паху, где легкая ткань штанов едва сдерживала напор его члена.
— Джахан, люби меня, — я подошла к нему вплотную и прижалась, уложив голову ему на плечо.
В этот момент в дверь постучали. Падишах подхватил меня на руки и отнес на постель, задвинув шторки балдахина, чтобы скрыть мою наготу от посторонних глаз, и только после этого ответил:
— Войдите!
Двери распахнулись, и я услышала чьи-то мягкие кошачьи шаги.
— Повелитель, к вам наложница, — заговорил женский голос.
«Бахар-калфа», — подумала я. Больше некому. Эта новая надсмотрщица была отобрана лично валиде.
— Пусть уходит, — спокойно ответил Джахан, — и передайте валиде вот это. — Я просунула нос в щель между шторками и увидела, что падишах передает калфе письмо. Жуткое любопытство прожгло мой разум в этот момент.
— Но, повелитель, — начала было протестовать калфа, однако Джахан властно поднял вверх руку, заставив ее замолчать.
— Еще одно слово, и ты вместе с валиде будешь заперта в четырех стенах за непослушание!
Я замерла, не веря своим ушам. Он что, настолько разозлился, что приказал запереть свою мать в ее покоях?
Бахар-калфа поклонилась и в таком сгорбленном состоянии попятилась к выходу. Через минуту двери за ней закрылись, и я услышала гул удаляющихся шагов в коридоре.
Джахан плавно раздвинул шторки балдахина и стянул с меня шелковое одеяло. Я жутко хотела его, но еще сильнее я хотела узнать, что он написал своей матери. Поэтому я поспешила выведать все, что только можно, пока он не набросился на меня с поцелуями и объятиями.
— Ты решил за что-то наказать валиде? — спросила я, робко моргая ресницами и изображая святую простоту.
— Это не должно тебя интересовать, — ласково, но вместе с тем довольно твердо ответил он. Его горячая ладонь легла мне на колено, и он начал плавно продвигаться к бедру, поднимая вверх невесомую ткань пеньюара.
— Прости мне мое любопытство, но я невольно стала свидетелем твоих слов о заточении валиде, это правда? — я закончила фразу с закрытыми от удовольствия глазами и почти шепотом, не в силах противиться его ласкам.
— Да, — сипло ответил он, прикоснувшись влажными губами к внутренней поверхности моего бедра, — она вмешивается туда, куда ей не положено, поэтому проведет в своих покоях неделю.
— Просто она несчастлива, — на выдохе сказала я, запустив пальцы в его мягкие волосы.
— Что?! — воскликнул он, резко отстранившись от меня и усевшись на углу кровати с округленными от удивления глазами. — У нее есть все, о чем только можно мечтать, — власть, деньги, положение, слуги и огромные покои, украшения и драгоценности, мягкая постель и вкусная еда. Чего же ей, по-твоему, не хватает для полного счастья?