К истокам своим возвращаясь
Опять наступил этот ненавистный понедельник. Настроение было препаршивым и вовсе не потому, что предстояло после проведенного уикэнда возвращаться к рабочим делам, а потому, что наступило время принять важное для семьи решение. Из месяца в месяц они оттягивали этот момент, но дальше откладывать уже было некуда. В клинике день для посещений только один в неделе — понедельник. Каким будет состояние Иосифа? Тоже не ясно. Врачи делают вовсе не утешительные прогнозы.
В саду хлопотал садовник, делая традиционный утренний обход своего зеленого царства, которое он создавал много лет стараниями, умом, и, несомненно, любовью к этим безмолвным созданиям. Казалось, он разговаривал с каждой капелькой росы, с каждым новым родившимся листочком, пытаясь разгадать ночные тайны этого особого мира.
К поездке уже готовили машину. Слышалась привычная утренняя суета прислуги и голос его Ребекки, отдающей последние распоряжения. Скоро отворится дверь его спальни, и она войдет своей стремительной походкой, как всегда свежая, благоухающая утренними ароматами, излучающая уверенность, оптимизм и надежду. Он несмотря на их долгую совместную жизнь всегда ждал этого прихода, который с годами превратился в своеобразный ритуал. Общение с ней, пусть даже бессловесное, заряжало энергией на день, придавало силы. Как все сложится сегодня? Ведь им обоим необходимо принять совсем непростое решение.
Оставались короткие минуты утреннего уединения, когда еще никто не смеет нарушать его покой. Мысленно он все возвращался и возвращался к застигшей врасплох их семью проблеме. Он все еще энергичен, полон сил. Его работа — не просто смысл жизни, а и есть сама жизнь. Но годы брали свое. Казалось, еще совсем недавно они с Ребеккой после долгих мытарств наконец-таки обосновались в этой стране. Их счастью не было предела, когда практически сразу они смогли получить работу в пекарне. А потом, благодаря таланту его Ребекки, которая просто из ничего, соединяя каким-то чудесным образом, перемешивая только ей ведомые компоненты, создавала из муки кулинарные шедевры, они смогли сначала организовать свое дело, а затем укрепить позиции и на долгие годы стать лидерами в этой отрасли. Но именно те первые эксперименты, из которых и рождались нехитрые кулинарные изыски, положили начало теперешнему благосостоянию, их империи, их могуществу.
Откуда-то из далеких глубин его памяти вдруг зазвучали такие, казалось, давно забытые звуки: «Тум-бала, тум-бала, тум-балалайка, тум-бала-лаечка». Голос матери, тихий спокойный напев его давно ушедшего детства возвращал в то время, когда он был наивным, всеми любимым Мойсей с белокурыми кудряшками, румяным счастливым личиком, и когда казалось, что в этой жизни все так интересно, поэтому все надо непременно попробовать, везде побывать. И даже обидное слово «жид» звучало совсем по-особому, даже красиво, особенно тогда, когда его произносила молочница Люба. С ней у Мойси были свои отношения. Он ее просто любил, как и запахи сена, свежего молока, которые ее окружали, любил ее взгляд, когда она наблюдала за тем, как он за обе щеки уплетал испеченные на дрожжах блины со взбитой ее руками сметаной. В Любиных глазах всегда было столько восторга и благодарности за то, что приготовленная ею стрепня не просто нравится, а проходит на ура! Тогда Люба нежно приговаривала: «Жидок ты мой ненаглядный, голубка моя, головушка золотистая», — при этом подкладывая на тарелку очередной блинчик. Люба, Люба! Если бы ты знала, во сколько здесь, в этой стране, оценили твои кулинарные изыски, такие простые и до невозможности вкусные. А тогда, наевшись от пуза, втайне от родителей с ватагой таких же мальчишек он пробирался путаными бобруйскими улочками из еврейских кварталов сначала до рынка, а там дворами до Белой церкви, а потом до крепости. И вот тут-то наступала истинная свобода. Потом, в своей взрослой жизни он это чувство ощутил много лет спустя, практически на склоне лет, когда стал богат. Но эта свобода зависела от денег и была созданной, завоеванной в нелегком жизненном сражении, а та, далекая, была настоящей.