В их лицах не было страха смерти, не было сомнений, они не озирались по сторонам и не вжимали головы в плечи под градом многочисленных обломков, непрерывно валившихся с небес. Они были спокойны, лишь легкая нервозность из-за невозможности вступить в бой объединяла их и выдавала принадлежность к увеличивающейся с каждым днем армии клонов.
«Кто ты, Хьюстон? – спросил Хэнса внутренний голос. – Кем ты стал? Бездушной машиной для убийства, движимой лишь жаждой никому не нужной кроме тебя мести? Осталось ли в тебе что-то человеческое или умерло вместе с тобой три года назад? Зачем тебе это? Зачем эта, неизбежно ведущая к терроризму личная война, которую ты развязал против всех?»
Он повернул назад.
К черту Джима, Федерацию, Паркера и всех остальных. Сейчас Хэнс может повлиять на ход сражения, сейчас в его силах что-то изменить, вернуть себе человеческое лицо, снова стать солдатом, не палачом, хотя бы в собственных глазах.
Эткинсон подождет, а вместе с ним и Федерация.
Вонючая жидкость, вытекающая из разбитой емкости, уже воспламенилась и, не спеша, горела темно-красным, почти бордовым пламенем, нещадно чадя. Хьюстон прибавил шаг. Черный тяжелый дым заполонял всю округу. Жирная сажа набивалась в рот и нос, залепляла горло, мешая дышать, и вызывала нестерпимую жажду. На какое-то время Хэнс испугался, что заблудится в поднимающейся копоти и задохнется.
Звук приземляющегося челнока послужил ориентиром и вывел Хьюстона на свет недалеко от той искореженной трубы, в которую он бросил контейнер. Корабль выгружал десант и пришелся как нельзя кстати.
Емкость, привлекающая сороконожек, была на месте. Пришлось протискиваться внутрь трубопровода, обдирая руки и плечи, чтобы дотянуться до нее.
Хэнс извлек ящик и сквозь рой бегущих навстречу солдат кинулся к челноку, успев запрыгнуть в него до того, как тот начал набирать высоту.
– Эй, какого черта? – удивился пилот направленному на него пистолету.
– Не дергайся и останешься жив, – процедил Хэнс, принимая собственный облик.
– Хьюстон? – спросил тот неуверенно.
Ну конечно, Рамон по прозвищу Амиго. Все-таки Гайган тоже круглый.
– Как это ты запомнил меня, Рамон? – спросил Хэнс, не скрывая сарказма. – Значит, совесть все-таки мешала тебе спать по ночам.
– Я не виноват, Хэнс. Я выполнял приказ. На моем месте мог оказаться любой другой, и он поступил бы так же. Даже ты…
Хьюстон саданул пилоту рукояткой пистолета. Да, он мало чем отличался от Рамона, но все же отдавал себе отчет в содеянном и хотя бы пытался не быть таким.
– Нам не хватило нескольких минут, Рамон. Будь у тебя совесть, она бы заставила тебя задержаться и подумать, а у нас появилось бы время, чтобы выбраться.